«Дорогой сын, – писал мой отец, – я
обращаюськ тебе накануне смерти с просьбой понять меня и не судить
слишкомстрого за то, что на первый взгляд покажется тебе великой
несправедливостью,а на самом деле является именно попыткой быть справедливым и
заплатитьсвои долги. Я не только люблю, но и глубоко уважаю тебя.
Явосхищаюсьтвоим умом, твоей душой, твоим благородством, твоей деловой
сметкой.Но больше всего я восхищен твоей гордостью и самостоятельностью.
Тысостоятельный человек, преуспевающий делец – и этим обязан толькосебе, своей
оборотливости, своей удаче. Ты ни разу не нарушил слово,которое дал мне в юности.
Именно поэтому я убежден, что могу воззватьк твоему великодушию и быть понятым
правильно.
Ты и твоя мать были счастьем всей моей жизни,
но путь к этомусчастью открыл мне человек, о котором ты не раз слышал. Это отец
Илларион.Он давно упокоился, душа его теперь на небесах, там, где и
полагаетсябыть душе человека воистину святого, каким он был и при жизни.
Однакоменя всегда угнетало ощущение неисполненного долга по отношению кнему.
Никаких слов недостало бы, чтобы выразить мою благодарностьэтому человеку. А
все мои богатства были для него прахом и тленом,он не хотел принимать никакого
вознаграждения или материальной помощи,предпочитая довольствоваться малым в
жизни, как истинный подвижники даже святой человек. Поэтому после его смерти
мною овладела мысльвознаградить хотя бы его родственников. Я давно знал, что в
Россииу отца Иллариона остался родной брат. Вмиру отец Илларион
звалсяМирославом Сергеевичем Понизовским, ну а имя его брата – Ярослав.Ярослав
Сергеевич Понизовский...»
– Что? – вдруг встрепенулся Мирослав. –
Что вы сказали? Но ведь так... но ведь именно так звали моего прадеда!
– Да, – кивнул Жерар. – Отец
Илларион – ваш родственник. Но позвольте мне договорить. Вернее, дочитать
наизусть это удивительное послание.
«История нашей собственной семьи, – писал
далее мой отец, – показывает тебе, каким безжалостным мечом
ударилареволюция по судьбам людей и по их семьям. То же произошло и с
семьейПонизовских. Отец Илларион накануне этих кровавых событий стал
священником,Ярослав был еще совсем ребенком и учился в гимназии. Но у него
имелисьеще один брат и сестра. Брат Владислав – старший среди всехПонизовских –
служил в действующей армии и погиб еще во времязнаменитого Брусиловского
прорыва в июне 1916 года. Сестра Варвара,мечтавшая сделаться художницей, увлеклась
модными тогда разрушительнымифутуристическими течениями и ушла из дому, стала
жить в какой-то коммунехудожников, а проще – в вертепе. После того как старик
Понизовский,действительный статский советник и человек строгих правил,
узнал,что дочь появляется на вечеринках в своей коммуне голой и
проповедуетсвободную любовь, он отказался от нее и проклял самое ее имя. И
темне менее отец Илларион вспоминал о сестре с нежностью и печалью. Онсчитал
себя несовершенным священником именно потому, что брался спасатьдуши чужих ему
людей, а родную ему душу – сестру! – спастине смог. Варвара приняла революцию с
восторгом. Отец Илларион уехалво Францию. Старик Понизовский осуждал его за
это, твердил, что умеретьнадо на родине. Он не отпустил в чужую страну ни жену,
ни младшегосына, ни вдову Владислава. След их замело ветром революции,
запорошилоее пеплом. Долгие годы я искал этот след, искал их потомков.
Кое-чтоначало проясняться только сейчас. Многое еще предстоит уточнить,
однакоесть у меня печальное предчувствие, что результаты моих поисков яуже не
успею узнать, господь призовет меня. Поэтому я решил поступитьтак. Согласно
законам нашей страны, я могу поделить свое состояниена четыре части, с тем
чтобы моему прямому наследнику – то естьтебе – досталось двадцать пять процентов.
Остальные три четвертия намерен разделить между наследниками родственников отца
Иллариона – в том случае, если они будут отысканы в течение трех ближайших
лет,до конца 2002 года. Если этого не произойдет, то все деньги отойдуттебе. Я
буду знать, что сделал все, что мог, для того, чтобы выразитьсвою невыразимую
благодарность отцу Иллариону и искупить свой неискупимыйдолг по отношению к
нему.
Еще раз повторю: я верю, что ты поймешь меня
правильно и одобришьмои действия. Не допускаю даже тени мысли, что ты сможешь
оспоритьэто завещание, ибо я знаю твое благородство и твое великодушие. Ноесли
вдруг... прости, ради бога, прости меня за это оскорбительноепредположение! –
если вдруг тень сомнения и искушения коснетсятвоей души, молю тебя: отринь ее.
Взываю к тебе именем твоей материи именем этого святого человека – отца
Иллариона. Ты богат исчастлив. Дай возможность и другим людям стать таковыми же
– и господь благословит тебя, как делаю это я. Твой любящий отец
ГабриэльФилиппофф, Гаврила Филиппов».
Жерар помолчал, словно закрыл кавычки.
Посмотрел на Мирослава, усмехнулся:
– Та-ак... По вашему лицу я вижу, что вы
уже кое-что начинаете понимать!
– И не только он! – возмущенно
воскликнул Алекс. – Нам тут всем все стало понятно. Значит, это вы стоите
за всем этим кошмаром? Так получается? Именно в вашу, стало быть, пользу
Мирослава принуждали отказываться от своих прав? Теперь понятно, теперь
понятно!
Лера так и ахнула, пораженная этим
уничтожающим высказыванием. Обидно стало за жениха, но... логика убийственная!
С другой стороны, зачем Жерару сейчас истово исповедоваться в собственных
преступлениях? Смысла нет. Что-то здесь не так, Алекс не прав.
Жерар посмотрел на обвинителя недоумевающе,
нахмурился, как будто смысл этих слов не доходил до него. И вдруг лицо его
стало отчужденным, голос от возмущения – низким, сбивчивым:
– Что вы... что вы... как вы смеете,
мсье? В прежние времена я вызвал бы вас к барьеру и потребовал сатисфакции!
Извиняет вас только одно: вы еще не дослушали до конца мою историю. Хотя...
хотя у меня сейчас возникло большое искушение продолжить мой рассказ
по-французски. Чтобы как следует помучить вас неутоленным любопытством. Вы
вполне заслуживаете этого наказания. И если я этого не делаю, то лишь потому,
что вы должны, вы просто обязаны принять участие в последующем разговоре!
Итак...
Он обвел глазами ошеломленного Мирослава,
ничего не понимающую Николь, изнервничавшуюся Леру, озлобленного Алекса и
продолжил:
