– Профанация, – тяжело дыша,
пояснила Фрида. – Дилетанты несчастные! Вот я понимаю, во Львове
существует клуб поклонников Сорогина, так они там стараются ни на йоту не отступать
от смысла и духа рассказов, воспринимают их как инструкцию, как руководство к
действию. Конечно, там все это имеет ярко выраженную националистическую
окраску, но педантичность в следовании мельчайшим деталям просто поражает. А
это... Бомжиха, главное! Ужас! – Она брезгливо передернулась. – Вся
суть рассказа в том, что на шее Ады была цепочка, которую ей подарили ее
друзья, собрав деньги: очень дорогая цепочка! И тот, кому досталась потом шея с
этой цепочкой...
Капитонов поднес руку ко рту и сделал нервное
глотательное движение. Лицо его вдруг позеленело и покрылось испариной.
– А что, – тихо поинтересовался
Белинский, – во Львове на примере этого рассказа учатся расправляться с
врагами вильной Украины? Или как?
Фрида, видимо, сообразила, что сболтнула
лишнее. Неприступно сдвинула брови, вскинула голову и замерла неподвижно. В
этом положении было видно, что на затылке у нее две жирные складки. Украшенные
выбритыми дорожками.
Веня отвернулся, с трудом подавляя судорогу
брезгливости, исказившую рот. Капитонов все еще выглядел позеленевшим.
– Значит, Вятский умер... –
пробормотал Вениамин задумчиво. – Царство небесное. Тут ничего другого не
скажешь. Теперь вы знаете, кто убил Сорогина, но от правосудия преступник
ускользнул. Я думаю, его бог простил, потому и прибрал. А может, он как раз и
был орудием божьего промысла.
– Вы что, до такой степени верите в
бога? – с трудом выговорил Капитонов.
– Нет, – медленно качнул головой
Веня. – Я верю в справедливость. А вы разве нет?
– Я верю в закон, – ворчливо ответил
Капитонов, постепенно приходя в себя.
– Но мы оба знаем, что закон – не всегда
символ справедливости, – тихо проговорил Веня.
– Ну, это софистика! – изрек
Капитонов.
– Ничего себе – софистика! –
всплеснул руками Веня. – Да ведь благодаря тому, что покойный Олег
Евгеньевич написал свое признание, вы можете перестать разыскивать Холмского!
– А, так вы и про Холмского
наслышаны, – кивнул Капитонов. – Наш пострел везде поспел, да? И
откуда такая информированность на сей раз?
– Секундочку! – вскинул палец Веня. –
Я же слышал ваши разговоры с товарищем Малышевым в тот вечер в квартире
Сорогина.
– Вообще-то эти разговоры были
служебными, не предназначенными для посторонних, – начал было сердито
Капитонов, но Веня безапелляционно перебил:
– Имеющий уши да услышит! Что же, я
должен был их заткнуть?
На самом деле он совершенно не помнил, шла ли
тогда речь о поисках Холмского. Но ведь могла идти? Могла! Это ложь во
спасение.
– Между прочим, вы напрасно
беспокоились, – с немалой долей ехидства поглядел на него Капитонов. –
Версию насчет Холмского мы практически не отрабатывали. Конечно, на рукояти
ножа были его отпечатки, однако там были и отпечатки другого лица. Их же мы
обнаружили и на лезвии. Сразу предположили, что с конкретным убийцей не так все
просто. Начали проверять версию о мести: ведь у родителей тех ребят была очень
большая злоба против Сорогина! К Вятскому мы пришли просто с предположением, не
имея никаких конкретных доказательств. И нашли его мертвым. Рядом лежало письмо
– словно ожидая нас. Так что с Холмского была снята даже малая тень подозрения.
Но вся беда в том, что он сам осложнил свое положение. Исчез! Скрылся!
Растворился в пространстве! Его нет ни на работе, ни по тому адресу, где он
снимает квартиру, ни дома в Богородске, ни у сестры в Москве. И я не
представляю, где он сейчас может находиться!
– А я представляю, – неожиданно для
себя самого произнес Веня. – Он сейчас в Париже.
Валерия Лебедева. 2 августа 2002 года. Мулен-он-Тоннеруа
– Бог ты мой! – воскликнул
Мирослав. – Бог ты мой! Да ведь это какая-то фантастика!
Лера медленно качала головой, не в силах
поверить в услышанное.
– Жерар! – Николь даже за голову
схватилась. – Я правильно поняла? Мирослав, Валери, Алекс – наследники
вашего отца? Им всем причитается, согласно его завещанию, по два миллиона
евро?!
Все-таки не зря француженок называют самыми
практичными женщинами на свете! Николь моментально ухватила самую суть дела.
– Да, это так. И я рад им это
сообщить, – сверкнул улыбкой Жерар, а Лера вдруг поняла, что он в самом
деле рад. И ему совершенно не жаль этих денег, которые могли бы принадлежать
ему одному.
– А, ну теперь мне очень многое
понятно, – раздалось вдруг ехидное бурчание, и Лера не сразу узнала голос
Алекса. Он сидел, поджав губы, и глаза у него сейчас были не янтарные, а
какие-то ржавые от переполнявшего их ехидства.
Вроде бы слова его ни к кому конкретно не
адресовались, однако Жерар сразу сделал стойку:
– Что вы имеете в виду, Алексис?
– Не называйте меня этим дурацким
именем! – так и подскочил Алекс. – Я вам никакой не Алексис, понятно?
– Я вас буду называть так, как мне
заблагорассудится, мсье Шведов, понятно? – холодно проговорил
Жерар. – И коль скоро Алексис – ваше имя, я буду называть вас именно так,
и попробуйте только мне запретить. А теперь соблаговолите объясниться, что
именно стало вам вдруг понятно. Однако, умоляю, избавьте меня от пошлостей
вроде той, что я нарочно собрал всех наследников в этом доме для того, чтобы,
как пишут в криминальных романах, избавиться от них одним ударом. Для начала –
я никого не собирал, вы сами сюда съехались. И уж вас-то я меньше всего желал
встретить, можете мне поверить!
«Ой, какой кошмар! – чуть не схватилась
за голову Лера. – Да неужели он нас все-таки видел?! Что же мне теперь
делать?»
– В это я верю, – кивнул Алекс, и
вид у него опять сделался чрезвычайно противный. – Насчет меня – о да, на
сто процентов верно! А вот насчет мадемуазель, как вы ее назвали, Валери
Лебедефф...
– Д-да? – с запинкой спросил
Жерар. – И что такое?
