Нет, почудилось: никто там не бродит. Хозяин
квартиры так и лежит с ножом в боку.
Данила отнес бутылку на кухню, поставил на
стол, постоял рядом сам, не в силах понять, что теперь делать, куда идти. И
снова померещился шорох...
Опрометью ринулся назад, причем в его пустой
доселе голове вдруг вспыхнула мысль: а что, если незнакомец жив? Не убит, а
только ранен? И пока Данила тут качается из стороны в сторону, словно стукнутый
пыльным мешком по голове, он там цепляется за последние минуты уходящей жизни?
Пытается шевельнуться – и тут же вновь впадает в бессильное оцепенение? Ждет
помощи – и не может ее дождаться? Так надо скорей вызвать «Скорую»!
На кухонной тумбе стоял алый телефонный
аппарат. Данила набрал 03.
– «Скорая» слушает, – отозвался
спокойный голос.
– Приезжайте! – выкрикнул он. –
Как можно скорей!
– Да вы не волнуйтесь, –
добросердечно посоветовала дежурная. – Что у вас случилось?
Ничего себе, не волнуйтесь! Посмотреть на нее,
как она заволнуется, когда Данила ляпнет: «Ножевое ранение, а может, даже убийство!»
Нет, скажи ей про убийство, а она его отошлет
в милицию звонить. Сейчас ведь все норовят мало-мальский груз ответственности с
плеч свалить и на другого перебросить. Пусть приедет «Скорая», а там врач сам
решит, вызывать милицию или как.
– Подозреваю, что инфаркт.
– Ишь, какой подозрительный, –
проворчала дежурная. – С чего взяли, что инфаркт? Врач, что ли?
Ага, скажи ей – врач, она и скажет: «Ну так и
лечи сам».
К счастью, его профессиональная принадлежность
уже перестала интересовать дежурную:
– Адрес говорите.
Адрес?.. Данила растерянно огляделся. Ох, ну
какой же дурак! Он же знает адрес.
Сказал.
– Имя, отчество, фамилия, год рождения
больного?
– Не знаю! – заорал он в
бешенстве. – Тут человек умирает! Может быть, уже умер!
И шваркнул трубку.
Побежал в комнату.
Ох, неизвестно, когда еще эта «Скорая»
приедет. Надо все-таки набраться храбрости и самому осмотреть рану!
Данила бросился в комнату, подбежал к дивану,
склонился над лежащим, выхватил нож... Кровь слегка толкнулась из раны – и все,
и не хлынула, как он ожидал. А Данила осознал, что совершил самую страшную
глупость, какую только можно сделать по отношению к раненому человеку: вытащил
из раны нож! Потому что очень часто именно это становится причиной смерти
раненого. Но поскольку незнакомец уже был мертв, Данила ему не навредил.
Повезло.
Он перевел взгляд на свои пальцы, стиснутые на
рукояти этого длинного, острого кухонного ножа, острие которого, несомненно,
достигло сердца незнакомца. Вдруг ему страшно стало того, как ловко, как легко
сжались пальцы: именно так держат нож, чтобы нанести удар. До дрожи пронзило
брезгливостью – Данила отшвырнул нож. И в то мгновение, когда лезвие его
зазвенело об пол, Данила Холмский вдруг словно проснулся от оцепеняющего сна и
ощутил такой ужас, что желудок сжался в комок и подкатил к горлу.
Запах крови, неподвижное тело на диване, этот
нож на полу... Вон отсюда! Скорей!
Он ринулся в коридор, начал хвататься за
замки, крутил что-то куда-то, пока не сообразил, что дверь не заперта.
Распахнул ее, уже переступил через порог, когда краем глаза заметил в углу свой
пластиковый портфельчик с документами.
Боженька! Чуть не забыл! Счастье, что не
забыл!
Схватил портфельчик, прихлопнул дверь и – со
всех ног понесся вниз по лестнице.
Из подъезда. Через двор. Куда-то вперед по
улице. От потрясения он никак не мог собраться с мыслями и сообразить, в какую
сторону бежать. Да не все ли равно? Главное – подальше отсюда! О, маршрутка!
Нет, это «Скорая». Неужели по его вызову?
Точно, поворачивает за угол... Его затрясло, когда представил, как врач входит,
открывает дверь, видит этого убитого на диване. Захотелось оказаться как можно
дальше отсюда – все равно где, только дальше, дальше! А вон и правда маршрутка!
Данила замахал рукой – «пазик» затормозил
рядом. В салоне сонно клевали носами двое каких-то полуночников, ну да –
времени-то сейчас уже... Данила посмотрел на часы и тут обнаружил, что запястье
запачкано кровью. Это вновь надолго выбило его из колеи. Хорошо, что попутчики
подремывали, не обращая на него никакого внимания. Постепенно Данила отдышался,
смог выпрямиться (а то сидел, согнувшись крючком, даже спину заломило),
поглядел в окно.
Секундочку! Это что такое слева по борту? Под
луной темно блестит вода. Ока, что ли? А справа промелькнуло здание
Нижегородской ярмарки, потом гостиница «Центральная». Вот это да! Получается,
он опять оказался в Заречной части? Ну и водит его сегодня, ну и крутит! Куда
же направляется маршрутка? А, понятно, на вокзал. Интересно, найдет ли он в
такую пору транспорт наверх? Попадет ли наконец на Советскую площадь, домой?
Как хочется спать... Лечь, уснуть, а проснувшись, убедить себя, что никакого
убийства не было, что все это – лишь морок от усталости, что переутомился
агитатор Холмский, бегая с анкетками... Он нервно прижал к груди портфельчик и
вдруг увидел, что из него что-то торчит.
Ну да, столько анкет, что они уже
вываливаются!
Стал поправлять то, что торчало, – и
замер, как давеча, там, в жуткой квартире. Никакие не папки с анкетами
высовывались из пластикового портфельчика. Это был запечатанный магазинный
пакет с аккуратно сложенной зеленоватой мужской рубашкой. Поперек пакета
броская надпись: «Paris. BURTON». А на воротничке рубашки, изнутри, этикетка с
меленькими буковками: «Pure cotton». Чистый хлопок, значит...
– Приехали! – сообщил водитель,
обернувшись в салон. – Все, выходим. Московский вокза-ал...
Поскольку на слове «вокзал» он широко зевнул,
из разинутой пасти его вырвалось устрашающее рычание.
Данила вылетел вон и рысью бросился к
бессонному, ярко освещенному зданию вокзала. Сразу спустился вниз, в подвальный
этаж, где сверкали витринами множество закрытых на ночь киосков, нашел укромный
закуток между ними, забился туда, положил на поднятое колено портфельчик,
щелкнул замочком... и если бы стоял в не столь узком пространстве, то тут же
рухнул бы навзничь. А так его просто шатнуло к стеклянной стенке соседнего
киоска, но на ногах он удержался.
