– А чем тебе насолили русские? –
осторожно поинтересовался он. – Конечно, в Чечне они ведут себя некорректно,
однако...
– На их месте я вел бы там себя куда
менее корректно! – категорично отрезал Гийом. – Это их страна, пусть
что хотят, то там и делают. Плевать я хотел на Чечню. У меня с русскими счеты
двадцатилетней давности. Я тебе никогда не рассказывал, за что попал в тюрьму?
Думаешь, за кражу или грабеж? Черта с два! Я был нормальным парнем, я хотел
одного: учиться и стать адвокатом. У меня и в мыслях не было идти против
закона. Я был счастлив тем, что выбился из своего племени, что я, цыган, учусь в
Сорбонне. Среди нас мало по-настоящему образованных людей. И я мечтал, что
выучусь сам, а потом пошлю учиться своих детей. И что ты думаешь? Проучившись
всего какой-то семестр, я повздорил с одним русским. Это был мой однокурсник.
Его имя я запомнил навеки: Жерар Филиппофф. То есть он был русским только
наполовину, но это не суть важно. Итак, мы подрались. Случилось это в одном
бистро... народу там было много, вскоре посетители начали делать на нас с
Жераром ставки: кто победит, – а потом и сами принялись драться. Не стану
утомлять тебя подробностями – скажу только, что после этого события бистро
пришлось не просто ремонтировать, но фактически отстраивать заново. Отец Жерара
– он был крупный виноторговец – отмазал сынка. Заплатили крупный штраф, и папа
с сыном уехали из здания суда на собственном «Рено». А меня увезли в тюрьму.
Потому что я – цыган. Наши тоже готовы были заплатить за меня, однако их
пригрозили привлечь за дачу взятки. Так я угодил за решетку, и после этого вся
моя жизнь пошла вкривь и вкось. Я... я уже не мог жить так, как жил раньше. Я
забыл о своем стремлении стать слугой закона и сделался преступником. А кто в
этом виноват? Этот русский! Вот с тех пор я и ненавижу эту нацию. Так что, если
мы сойдемся в вопросе об оплате моих профессиональных услуг, я охотно помогу
тебе.
Бенуа несколько мгновений тупо смотрел на
Гийома и думал, что, пожалуй, ошибся, сравнив его логику с критским лабиринтом.
Критский лабиринт – это просто прямая линия по сравнению с извилистым путем
измышлений Гийома! Наконец он смог улыбнуться:
– Я хочу тебе кое-что сказать. Ты не
поверишь, если узнаешь, кто такие эти русские. Это близкие друзья того самого
Жерара Филиппофф, о котором ты только что говорил. Так что настало время и ему
платить по счетам.
Несколько мгновений Гийом в упор смотрел на
Бенуа, потом медленно улыбнулся и сказал:
– Передай Себастьену... передай, что я
согласен.
– А как насчет твоих профессиональных
услуг? – ухмыльнулся в усы Бенуа.
– Вопрос снят, – подмигнул
Гийом. – Я сделаю это для собственного удовольствия. В свободное от работы
время!
– Ты что?! – испугался Бенуа. –
У нас нет времени ждать до воскресенья, когда у тебя будет время. И даже до
завтра, до субботы, нельзя ждать. Тут каждая минута дорога.
– А кто тебе сказал, что надо
ждать? – нетерпеливо потер руки цыган. – Будем считать, что сегодня –
в пятницу – выходной день. Как у мусульман. Многие из наших – мусульмане,
почему бы и мне не присоединиться к ним? Итак, сегодня выходной день, и в свое
нерабочее время я бесплатно сделаю то, о чем мечтаю больше двадцати лет, –
наконец-то лажану русских!
Данила Холмский. 2 августа 2002 года. Мулен-он-Тоннеруа
– Боже мой! – со слезами в голосе
воскликнула Николь. – Как же вы намучились, бедный!
Такова была женская точка зрения. Судя по
выражению лица Леры, она ее вполне разделяла. Однако мужчины смотрели на
страдальца c несколько иным выражением. Во всяком случае, без слез. И без слов.
Молчание тянулось долго.
– Да... – протянул наконец
Мирослав. – Это же надо было столько дури напороть. О чем ты только думал
njulf?!
– О том, что я не хочу в тюрьму, вот о
чем, – буркнул Данила. – Или ты считаешь, что сейчас у нас в России
кто-нибудь разбирается, прав ты или виноват?
– Секундочку! – поднял палец
Мирослав. – Ты забыл, что я и сам только вчера прилетел из России и вообще
– как бы живу там постоянно.
– Вот именно, как бы! – передразнил
Данила. – Ты ведь из другого класса. Я – разночинец, как таких называли в
XIX веке. Нищий интеллигент, попросту сказать. А ты – типичный «новый русский».
Ты теперь гораздо больше похож на этого вот... – он подбородком указал на
Жерара, однако перехватил его дерзкий взгляд и замялся, подбирая определение: –
...на этого...
– Врага народа? – с
предупредительной улыбкой подсказал Жерар.
– Ну, если вы настаиваете, – с тем
же издевательским видом согласился Данила. – Можно и так назвать. А я бы
сказал – на этого буржуя. Для вас, богатых, свои порядки. Сам знаешь, закон –
что дышло... и далее по тексту. У вас всегда есть деньги, чтобы откупиться,
нанять адвоката, внести залог. А мне одна дорога – со скрученными руками в
ментовозку, потом в «обезьянник», в СИЗО, ну и на нары где-нибудь в
Нарьян-Маре, или где у нас там содержат убийц.
– Ну, ты знаешь, богатые тоже
плачут, – пожал плечами Мирослав. – Вспомни ту историю, которая
произошла пять лет назад на выборах губернатора вашей области. Уж на что
Климушкин ваш богатый и денежный человек, а ведь и на него нашлась управа в
виде закона. Посадили его за махинации с судостроительным заводом, как
миленький и отсидел!
– Да всем известно, что на него нашлась
управа не в виде закона, а в виде бывшего нашего губернатора Чужанина!
По-хорошему, он должен был с Климушкиным срок мотать сообща, они ведь вместе обирали
тот судостроительный завод. Но Чужанин в это время был уже вице-премьером. Ну
как он мог допустить, чтобы его «наиперший и наилепший» враг стал губернатором
и поприжал всех прикормленных Чужаниным людишек? Тех, кому он государственную
собственность за копейки продавал? Кому отдал книжные магазины под
«Макдоналдсы», булочные – под бутики, кому раздарил целые кварталы и
предприятия? Климушкина упекли с подачи Чужанина и бывшего первого папы, чья
дочка тогда питала к Чужанину романтические чувства. Сам знаешь, что это так.
– Ну, скажешь, Климушкин ваш был чист,
аки агнец? – хмыкнул Мирослав.
– А разве нет? – заносчиво выкрикнул
Данила.
