Лера... Ее серые глаза, ее легкие волосы, ее
улыбка и вкус ее губ... Им нельзя расставаться! Он должен выбраться отсюда
любой ценой, чтобы найти ее, чтобы спасти. Чтобы увести от буржуя, который так
и выписывает вокруг нее брачные круги... Им же было так хорошо вместе. Что из
того, что она старше... и разве плохо, что она теперь богата?
Он так увлекся мыслями о ней, что на миг забыл
об этой ужасной женщине. Но вот ее голос прорвался к его сознанию вновь:
– Я вылетела из Нижнего Новгорода к вам
сразу, как только узнала все. Как только поняла смысл происходящего. Они взяли
с меня подписку о невыезде! С меня! – Она пренебрежительно
всхрапнула. – Им там, в нижегородской милиции, и в голову бы никогда не
пришло, что у меня благодаря мэтру Морану открытая виза во Францию.
Загранпаспорт был с собой, а ведь не обязательно ехать в Москву, чтобы улететь
в Париж. Есть такая авиакомпания – «Люфтганза»... Но прежде всего им не пришло
в голову, не могло прийти, что я рискну нарушить подписку. Но я всегда
исповедовала такой принцип жизни: главное – не бояться! Забыть обо всем, обо
всех правилах – и рискнуть! Я рискнула... Но и вы рискнули тоже. Вы приехали в
Париж под именем Шведова. Я предлагаю вам остаться им.
– О господи, – уныло вздохнул
Данила. – Я этого не сделаю. Напрасно стараетесь. Уже сто раз говорено.
Мэтр Моран нервно завозился в кресле, словно
понял, что говорил Данила. А может быть, узнал интонацию отказа?
Странная женщина повернула к нему голову, и
Данила увидел ее затылок, более темный, чем вся голова, выстриженный под
машинку, с тремя пробритыми на нем белыми полосами.
Такое ощущение, что по шее у нее прополз
слизень и оставил след. Данилу снова затошнило, как давеча в погребе.
Она ободряюще усмехнулась Морану и вновь
повернулась к Даниле с этим своим темным, неотвязным упорством в глазах:
– Мне нравится твое упрямство. Поверь,
это предрассудок, который надо отбросить. Ты рассуди: ну ведь у тебя нет документов,
ты не можешь вернуться. В России тебя ждет тюрьма...
– Да? – хмыкнул Данила. –
Тюрьма? То есть милиция встала на мой след и не сходит с него? Но ведь вы
сказали: меня ищут за преступление, которое я не совершал! Откуда вы это
знаете? Ну, что я ничего не совершал? Одно из двух: или вы сами убили этого
несчастного Шведова, или...
– Ты с ума сошел. – Ее лицо
исказилось. – Ты можешь представить себе скульптора, который разрушает
собственное творение?!
– Или, – упорно гнул свое
Данила, – вы точно знаете, что истинный убийца найден. Ведь так?!
– Нет, не так, – с вызовом ответила
она, но Данила почуял ложь. Она пойдет на все, чтобы только его сломать. Такое
ощущение, что какая-то змеюка оплела его своими кольцами! Как она противна ему,
как отвратительна! Шведов показался ему нормальным, неплохим человеком, а эта
бабища рассказывает о нем совершенно ужасные вещи. Врет, наверное? А может, и
правда? Чужая душа, как известно, потемки. Да и что ему за дело до нее и до
Шведова? Как бы отвязаться от нее?!
Он больше не мог выносить ее присутствие и
крикнул:
– Оставьте меня в покое! Оставьте меня в
покое, понятно?! Ну, я убил этого вашего Шведова, я!
В ее лице ничто не дрогнуло:
– Даже если это и так, мне все равно. Ты
убил его, чтобы прийти ему на смену, я знаю! Ты – это он!
«Иисусе! Да ведь тетка – рехнутая!» – мысленно
возопил Данила. Вот уж правда что порча в человеческом облике.
Что это она делает? Идет к нему?
Он воздел связанные руки, пытаясь заслониться.
Метнулся прочь от нее, к двери... Тьерри и мэтр Моран, с тревогой внимавшие
совершенно непонятному им разговору, кинулись вперед, пытаясь его удержать.
– Не трогайте его! – заорала
женщина, и в это мгновение дверь распахнулась.
Человек в черной форме полицейского влетел в
комнату и что-то закричал. Данила уловил слово «полис», которое не требовало
перевода и подкреплялось, так сказать, видеорядом... Потом появились еще двое
каких-то в штатском, с непреклонными лицами. При взгляде на связанного Данилу
выражение лиц у них стало еще более непреклонным...
И тут в дверях возник не кто иной, как Жерар
Филиппофф. Данила сделал обеими руками около лица некий знак – вроде креста.
Жерар был почему-то босиком. Ну, в смысле, в
одних только серых полосатых носках. Он что-то прокричал, указывая на мэтра
Морана. Один из людей в штатском шагнул вперед, протягивая какое-то
удостоверение.
И начались переговоры – быстрые, такие бурные,
что Данила только и успевал вертеть головой из стороны в сторону, пытаясь
понять смысл происходящего. Жерар тыкал пальцем то в Морана, то в Бенуа и
Тьерри, которые стояли по углам по стойке «смирно». Один раз попробовала
вмешаться женщина с бритой шеей, однако Жерар так рявкнул на каком-то грубом
языке, что она отшатнулась. Речь Жерара чем-то напомнила Даниле фильмы о
войне... было там что-то вроде «хальт» или «цурюк», а может, даже и «хенде хох»
– он толком не разобрал.
А между тем Жерар не умолкал, и речь его
становилась все более темпераментной. Похоже было, что он совершенно заговорил
непреклонных людей! Они только пытались вставить слово, показывая при этом на
его босые (то есть в серых в полосочку носках!) ноги, как Жерар снова начинал
что-то запальчиво выкрикивать, и глаза их постепенно становились оловянными,
лица приобретали не непреклонное, а безропотное выражение, а фигуры
вытягивались во фрунт. И Данила даже не удивился, когда они вдруг сорвались с
места и начали выдвигать ящики письменного стола и охлопывать карманы мэтра
Морана, который от возмущения только глаза вытаращил, а сказать ничегошеньки не
мог.
И тут сердце Данилы затрепетало... ну никакой
иной метафоры невозможно больше употребить. Кроме этой, изрядно избитой.
Затрепетало его сердце, когда он увидал в руках одного из служителей закона (об
их месте службы догадался бы даже учащийся школы для детей с умственными
дефектами, а Данила все же отличался некоторым умом и кое-какой
сообразительностью!) знакомую краснокожую паспортину.
Служитель закона открыл ее, всмотрелся в фото,
потом в лицо Данилы, улыбнулся и проговорил:
– Алек-сис Шве-дофф? Се вотр паспорт?
Силь ву пле, мсье
[29].
И протянул несчастный паспорт нашему герою...
Данила дернулся от него, словно от змеи
кусучей, но прежде, чем он изрек хоть слово, Жерар заорал с безумной радостью:
– Уи, уи, се Шведофф! – И, стиснув
Даниле руку, прошипел: – Только пикни, и ты труп!
