— Там галерея проходит, — показал Митя. — Значит, есть какие-то помещения. Сходим, посмотрим?
— Зачем? — спросил Руслан, вертя головой в поисках старинных росписей.
— Просто так. Из любопытства.
Не мог же Митя признаться, что хочет проверить, можно ли поселиться в этой церкви. Когда-то он спросил Ларису, предоставит ли она келью в его распоряжение. Почему бы не представить себе, что ответ был положительным?
— Я поднимусь, погляжу, — сказал Митя.
— Осторожней, — предупредил Руслан. — Ногу не сломай. Чересчур жарко, чтобы с тобой на руках носиться.
Сам он был занят рассматриванием бумажной иконы, которую кто-то наклеил на отпиленный по размеру кусок фанеры и повесил на стену. Краски давно выгорели, оставив лишь неясный голубой контур, но в очертаниях фигуры угадывалась Богородица.
«Если Бог есть, то он во всем, и молиться можно на что угодно», — подумал Руслан.
И неожиданно для себя перекрестился.
LIII
Пятеро бандитов съели четыре беляша, два пирожка с горохом, два с картошкой, один с мясом и, запив их кефиром и ряженкой, решили, что медлить больше нельзя. Они отследили белый «феррари» до съезда с трассы и отстали, чтобы не светиться на пустынной проселочной дороге. Но двое фраеров, за которыми велась слежка, как сквозь землю провалились.
— А вдруг из Оленовки другой выезд есть? — угрюмо предположил Рамзес.
— Не, на карте только одна дорога, — возразил Шалман.
— Деньги, карты, два ствола, шмара вора родила, — продекламировал Пушкин.
Его, как и Ваню Грозного, взяли для усиления боевой мощи, но командовала уже сложившаяся троица: Рамзес, Шалман и Удав. Если бы кто-то прошел рядом с ними, то ощутил бы въевшуюся в одежду вонь скотобойни.
— А вдруг они сейчас общак где-нибудь под кустом закапывают? — предположил Грозный. — Накроем, а они пустые. И что тогда?
Бандиты загарцевали, не в силах сдерживать азарт и тревогу.
— Погнали! — скомандовал Шалман.
Все дружно полезли в вороной джип, мощный, как самосвал. Почти беззвучно он снялся с места и поехал в Оленовку. Жирные грачи взлетали со стерни и, беспорядочно взмахивая крыльями, отлетали на безопасное расстояние. Через дорогу перебежал рыжий заяц, совершенно не потревоживший траву на противоположной стороне, а нырнувший в нее и просто пропавший. Бандиты вертели головами, зыркая в тонированные окна: не пейзажами любовались, а белый «феррари» выискивали. Но его нигде не было.
Возле сельпо с крыльцом из ящиков остановились и выпустили Удава порасспрашивать «аборигенов». Ему повезло. Вывалившийся из магазина мужик с пакетом бутылок был совершенно вменяем и готов к общению. Но не бесплатно.
— Сколько же ты хочешь, Мишаня? — весело спросил Удав, запуская лапу в карман, но не торопясь доставать деньги.
Мужик, назвавшийся Мишей, озвучил сумму, слегка смутившись при этом.
Бандит подмигнул, сверкнул фиксой и спросил:
— А фамилия твоя как, не расслышал?
— Зачем тебе фамилия?
— Затем, что если ты на бабло меня разводишь, то я вернусь, — охотно пояснил Удав. — Так как твоя фамилия?
Он приставил к уху ладонь.
— Васин я, — неохотно признался мужик.
— Ну, колись дальше, Миша Васин, — кивнул Удав. — Куда белая тачка поехала?
— Туда. Там спуск, видишь? Ведет на соседнюю улицу. Там ищите.
— И ты за это хотел штуку с меня поиметь, хомячок? — пошел на Васина Удав. — Не спрашивай, почему я тебя хомячком зову, а то придется заяснить тебе про защечные мешочки и способы их применения. Я бы тебе и десять штук заплатил, если бы ты меня на «феррари» навел. А ты мне улицу показываешь. На кой мне твоя улица, а, деревня?
При каждом восклицании Удав делал вид, что замахивается для удара, а Васин весь сжимался и жмурился, как кот, приготовившийся к трепке. Кончилось тем, что драгоценный пакет он уронил, там грюкнуло, и запахло водкой.
— Что ж ты творишь, гад? — трагически прогудел Васин и моментально преобразился, готовый очертя голову перейти в контрнаступление.
Чтобы не связываться с ним на глазах у возможных свидетелей, Удаву пришлось расщедриться на две сотни, после чего он ретировался и показал братве дорогу.
Возле колодца они встретили чумазого пацаненка, из которого ценой упаковки жвачки удалось выудить новую порцию информации. Да, белая машина была здесь, ее владельцы долго разговаривали с тетей Леной, а потом сели и уехали.
— Где эта тетя Лена живет, землячок? — ласково спросил присевший на корточки Рамзес. — Да ты, наверное, и не знаешь ничего. Маленький еще.
— Я большой, — возразил пацаненок.
И показал фиолетовым пальцем нужный двор.
Его спровадили, а потом уж отправились в гости. Сперва Рамзес с Шалманом. Потом, выждав чуток, в калитку юркнули Пушкин и Удав. Надувшегося Ваню Грозного оставили за баранкой, чтобы мигом подорваться в случае чего.
— Я тоже в гости к тете Лене хочу, — буркнул он.
— Еще успеешь, — отмахнулся Удав. — Мне нужнее, я только откинулся, а ты, волчара, телок вовсю драл, пока я чалился. Потерпишь.
— Хотел, хотел, не дотерпел, — провозгласил Пушкин. — Даже сунуть не успел.
Посмеиваясь, он вошел в дом последним, попутно напившись на веранде из жестяной кружки, плавающей в ведре.
Хозяйка дома была одна. Ей сразу же врезали разок, чтобы не шумела и не суетилась. Худенькая, еще не в теле и не в соку, но основные причиндалы присутствовали, так что никто особо не огорчился. Полный набор отверстий.
До появления гостей Лена занималась глажкой в трусах и лифчике. Так и сидела теперь в углу, трогая языком рассеченную губу.
— Сначала поговорим, тетя Лена, — весело сказал ей Шалман. — У тебя были два перца на белой иномарке. О чем базарили? Куда они от тебя подались?
Она затравленно смотрела на него и молчала.
— В несознанку решила поиграть, — понимающе кивнул Шалман. — Героиня, да? Так здесь не кино про войну. Все реально. Будет страшно и больно.
— Партизанка Зоя дала немцам стоя, — хихикнул Пушкин.
Рамзес порылся в выдвижных ящиках, нашел моток скотча, ножницы и склонился над жертвой.
— Не надо, — сказала она. — Я кричать не буду.
— А говорить? — спросили бандиты.
— Тоже нет.
— Тогда будем тебя того. Как у тебя с вокальными данными?
— Что? — не поняла Лена.
— На хор тебя запишем, га-га-га!
— Го-го-го!
— Гы-гы-гы!
Им было действительно весело, они не притворялись. Бандитам нравилось то, чем они занимались. Они не видели ничего низкого, мерзкого и извращенного в том, чтобы вчетвером изгаляться над беззащитной девчушкой со сбитой коленкой, разбитой губой и большими испуганными глазами. Их не останавливала ее детская угловатость, это дешевое бельишко и отчаянная попытка храбриться.
