– А вам зачем?
Вопрос задан так грубо, что я едва не отшатываюсь. Сжимаю кулаки, пытаюсь сдержать раздражение. Слуги на ходу косятся на нас: их развлекает представление, но пугают актеры.
– Ей грозит опасность, – цежу я, сцепив зубы. – Объясните мне, как пройти к хижине Чарли Карвера. Мне нужно предупредить Эвелину.
– Так же, как вчера вы пытались предупредить Мадлен? Поэтому у нее блузка разорвана? Поэтому бедняжка всю ночь рыдала?
На виске поварихи бьется жилка, каждое слово пышет праведным гневом. Она подступает ко мне, тычет пальцем в грудь:
– Я знаю, что…
Из меня вырывается раскаленная добела ярость. Не раздумывая, я ударяю повариху по лицу и, оттолкнув, набрасываюсь на нее, как дьявол из преисподней.
– Отвечай немедленно, куда они пошли? – ору я, брызжа слюной.
Миссис Драдж плотно сжимает окровавленные губы, пронзает меня взглядом.
Руки сжимаются в кулаки.
«Уходите.
Уходите немедленно».
Неимоверным усилием воли я заставляю себя отвернуться и выхожу из кухни в темный, неожиданно притихший коридор. При виде меня слуги испуганно разбегаются, но ярость меня не оставляет.
Поворачиваю за угол, обессиленно прислоняюсь к стене, тяжело вздыхаю. Руки дрожат, туман в голове рассеивается. На несколько мгновений Дарби полностью вышел из-под моего контроля. Его язвительные слова срываются с моих губ, его желчная злоба течет в моих жилах. Я до сих пор это ощущаю. Гадливость на коже, ломота в костях, неудержимое желание сделать что-то ужасное. Что бы сегодня ни случилось, мне надо сдерживать свой нрав, иначе это мерзкое создание ускользнет от меня и напакостит.
Но страшнее всего другое.
Те, чей облик я принимаю, сопротивляются.
23
К ботинкам липнет грязь. Я торопливо вхожу в лесной сумрак, отчаяние тянет меня туда, как на поводке. Так ничего и не разузнав у слуг, надеюсь повстречать Эвелину в лесу, на одной из размеченных тропинок. Когда ожидания не оправдываются, надо положиться на случай. И даже если все усилия окажутся безуспешны, Дарби лучше держаться подальше от соблазнов Блэкхита.
Красные флажки выводят меня к ручью, у валуна журчит вода. В грязи валяется разбитая бутылка, рядом с ней брошено черное пальто, из кармана вывалился серебряный компас Белла. Поднимаю компас, переворачиваю его на ладони, так же, как первым утром, обвожу пальцем выгравированную на крышке монограмму «СБ». Инициалы Себастьяна Белла. Каким же глупцом я себя почувствовал, когда Даниель мне это объяснил! Земля усыпана окурками, – очевидно, Белл здесь кого-то ждал. Наверное, именно сюда он пришел после того, как за ужином получил записку. И все же непонятно, что заставило его ненастной ночью отправиться в лес. Обыскиваю пальто, но ничего примечательного не нахожу, только в одном из карманов обнаруживаю серебряный ключ, видимо от сундука.
Не желая терять времени, забираю ключ с компасом и отправляюсь на поиски следующего красного флажка. Постоянно проверяю, не увязался ли за мной лакей: здесь, в глуши, очень легко подстроить нападение.
Через какое-то время подхожу к развалинам хижины Чарли Карвера. Тут был пожар, пламя уничтожило крышу, оставив только четыре закопченных стены. Обломки трещат под ногами. Вхожу в хижину, вспугиваю кроликов, перепачканных пеплом; они в страхе разбегаются. В углу хижины виднеется остов старой кровати, на полу валяется ножка стола – свидетельства прерванной жизни. Эвелина говорила, что хижина сгорела в тот самый день, когда Карвера повесили.
Скорее всего, лорд и леди Хардкасл устроили огненное погребение своим воспоминаниям.
Кто сможет обвинить скорбящих родителей? Карвер погубил их сына, и они дотла выжгли все следы его существования.
Заброшенный сад на задворках обнесен полусгнившей изгородью; за годы без присмотра она обвалилась. Сад зарос кустами лиловых и желтых цветов, столбики изгороди увиты колючими плетьми с красными ягодами.
Наклоняюсь завязать шнурок, и тут из леса выходит камеристка.
Лицо ее искажает неимоверный ужас.
Она смертельно бледнеет, роняет корзинку, грибы рассыпаются по траве.
– Вы Мадлен? – спрашиваю я.
Она отступает, испуганно озирается.
– Не бойтесь, я вас не обижу. Мне нужно…
Я не успеваю договорить, как она убегает в чащу. Путаясь в сорняках, я бросаюсь за ней, спотыкаюсь об изгородь, падаю.
Поднимаюсь и вижу, как ее черное платье мелькает между стволами. Надо же, какая она проворная. Окликаю ее, но звук моего голоса лишь подстегивает ее. Ничего страшного, я быстрее и сильнее. Не хочу ее пугать, но нельзя упускать ее из виду, иначе с Эвелиной случится непоправимое.
– Анна! – раздается голос Белла где-то поблизости.
– Помогите! – испуганно кричит Мадлен, всхлипывает от страха.
Она так близко. Протягиваю руку, надеюсь ухватить камеристку за локоть, но пальцы бессильно скользят по складкам платья. Не удержавшись на ногах, я снова падаю.
Пригнувшись, она пробегает под веткой, натыкается на пенек. Я хватаю ее за подол, она опять вскрикивает, и тут мне в лицо гремит выстрел. Пуля ударяет в дерево за спиной.
От неожиданности я разжимаю пальцы, Мадлен бросается к Эвелине, выходящей из леса. У Эвелины в руках черный револьвер, тот самый, который она принесет на кладбище, но страшнее всего ее гнев. По выражению ее лица ясно, что она готова меня пристрелить за малейший промах.
– Я не… Позвольте, я вам все объясню… – прерывисто говорю я, упираясь ладонями в колени.
– У таких, как вы, всегда готово объяснение, – произносит Эвелина, приобнимая испуганную камеристку свободной рукой.
Мадлен рыдает, дрожит всем телом. Я осознаю, что Дарби наслаждается этим зрелищем. Чужой страх его возбуждает. Он испытывал его неоднократно.
– Простите… умоляю… это недоразумение, – лепечу я, делая шаг вперед.
– Не подходите, Джонатан, – предупреждает Эвелина, сжимая револьвер обеими руками. – Оставьте в покое девушку. И вообще, всех девушек.
– Я не…
– Ваша мать – давний друг семьи, и только по этой причине вам все сходит с рук, – обрывает его Эвелина. – Если я еще раз увижу или услышу, что вы пристаете к служанкам, то я вас пристрелю. – Не отводя от меня дула револьвера, она снимает пальто, накидывает его на дрожащие плечи Мадлен, шепчет испуганной камеристке: – Пойдемте. Я никому не позволю вас обидеть.
Они скрываются в чаще, а я остаюсь в лесу. Запрокидываю голову, жадно глотаю холодный воздух, надеюсь, что струи дождя охладят мое раздражение. Я пришел сюда, чтобы защитить Эвелину от нападения, надеясь опознать преступника, но, оказывается, злодей – это я. Я гоняюсь сам за собой, да еще и до смерти напугал ни в чем не повинную девушку. Может быть, Даниель прав, и будущее изменить невозможно?
