– Особенно наши выродки, – прибавила Шишигина. – Кто еще?
– Продавщицы. Соседи. Господи, да кто угодно! Хоть Буслаев…
«Или Буслаева».
Шишигина метнула на нее испытующий взгляд.
– Может, хотя бы древних старух исключим?
– Не исключим, – сказала Кира. – Про мать Спесивцева помните? Закапывала останки жертв, а минимум трех заманила в квартиру сама. А еще были Шарлин и Джеральд Гальего, а еще Фред и Розмари Уэст – семейные пары.
– По двое, значит, душегубствовали, – задумчиво сказала Шишигина. – А ребенка среди них не было?
Гурьянова и сторож уставились на нее.
– В смысле, ребенок заманивал, а взрослый убивал?
– Именно, Кира Михайловна, именно.
Кира глубоко задумалась. За эти месяцы она прочла о десятках уголовных дел, одно чудовищнее другого. Книги приходили по почте. О ее внезапном интересе к серийным убийствам не должна была знать ни одна живая душа, а кроме того, Шишигина выяснила, что трое из четырех исчезнувших были записаны в библиотеку. Библиотекарь вызывает так же мало подозрений, как милиционер.
– Конечно, бывают дети-убийцы, – взвешивая каждое слово, сказала она. – Агрессия у них часто направлена на своих близких, хотя встречаются и изверги вроде Джесси Помероя. Но во-первых, мне не попадались случаи, где ребенок осознанно работал бы приманкой. А во-вторых, у этих преступлений есть своя специфика.
– Какая?
– Дети не убивают взрослых, если только это не члены их семьи.
– Хоть что-то хорошее, – вздохнула Шишигина. – Между прочим, Илья, а что это вы такое вытачиваете? Пугающе напоминает осиновый кол.
– Так ведь упыря ловим, – усмехнулся сторож.
– Вы помните, что мы его не трогаем? – забеспокоилась Кира.
Продолжая строгать деревяшку, Щерба утвердительно кивнул.
– Илья, мы с вами не ведем записей на бумаге, только в телефоне. Постоянно держите девочку в поле зрения.
– А если она к подружайке топает в гости?
– Звоните мне или Вере Павловне, – подумав, решила Кира. – У Олеси с собой телефон, я позвоню и отвлеку ее чем-нибудь. В дом ей заходить нельзя, ни к подружке, ни к соседке, ни к репетитору по музыке – ни к кому.
– Лады.
– И ради всего святого, будьте осторожны! Он хитер и наблюдателен. Если заметит, что кто-то из вас следит за Олесей, и догадается, с какой целью…
– …то исчезнет с концами, – закончил сторож.
Кира с Шишигиной сочувственно посмотрели на него.
– Да нет, голубчик вы мой Илья Сергеевич, – возразила старуха. – Он вас убьет.
2
Если бы Кира решила составить карту передвижений Олеси, получился бы хаос кривых. Девчонка скакала от булочной к школьному двору и обратно, за один день трижды сбегала на озеро, обошла все песочницы в пределах района и зачем-то побывала на заправке (позже выяснилось, что там продавались сосиски в тесте). Дважды ее заносило в церковь. Впрочем, дети любили священника, Кира давно это заметила.
Они следовали за девочкой неотступно, подменяя друг друга каждые три часа. Недавнее изучение города сослужило благую службу: всегда находились места, откуда они могли наблюдать за Олесей, оставаясь невидимыми для остальных. На их счастье, погода стояла ясная и теплая. Вера Павловна брала с собой книгу, Кира – блокнот для рисования. Никто не тревожил их пустой болтовней: все знали, что Гурьянова любит уединение, и относились к этому желанию уважительно, а Шишигину попросту боялись.
И все время вокруг Олеси были люди. С одной стороны, благодаря этому они не бросались в глаза, однако их список подозреваемых пополнялся с каждым днем.
По вечерам Кира осторожно расспрашивала Олесю. Многих девочка не помнила. Взрослые вечно подходят с дурацкими вопросами и несут ерунду, вроде того, как она выросла или какие у нее красивые волосы.
– Маячок бы на нее поставить, – сказала Шишигина, зайдя вечером в гости.
Кира заглянула в спальню, притушила ночник. Девочка крепко спала, разметавшись во сне, но она все равно прикрыла дверь поплотнее.
– Неожиданные познания обнаруживаете, Вера Павловна.
– И скрытый микрофон, – продолжала старуха. – Это решило бы наши проблемы. Он должен рано или поздно куда-то ее зазвать, а у него всего четыре недели, чтобы расположить ее к себе.
– Уже на пять дней меньше.
– Если, конечно, это не сосед, который ей хорошо знаком!
Кира сверилась с записями.
– А знаете, Вера Павловна, именно соседи за это время к ней ни разу не подходили.
– Тогда давайте подведем итог, с кем она общалась больше прочих.
Список состоял из пяти имен. Священник, продавщица в булочной, старшая сестра одной из Олесиных одноклассниц, у которой девочка часто бывала в гостях, старушка Кумшаева, которой не с кем было поговорить… А еще бездомный пьяница Воркуша.
– Что ей потребовалось от отца Георгия? – нахмурилась Шишигина.
Кира рассмеялась.
– Она спрашивала, нет ли у него ангельских крыльев.
– Что? – удивилась старуха.
– Театральный кружок распустили до августа, но руководитель пообещал, что они будут ставить сказку, и наша малютка играет ангела. Ей нужны два белых крылышка и нимб, и она рассудила, что логичнее всего попросить их у того, кто имеет прямое отношение к небесам.
Шишигина бросила короткий взгляд в сторону спальни.
– Я, как вы знаете, не люблю детей. Но некоторых не люблю меньше остальных. – Она помолчала. – А что с другими? Этот старый охламон… как его…
– Воркуша?
– Самый неблагонадежный тип из всех. Зачем ему отираться возле ребенка?
– Он таскал Олесе лягушек и ящериц.
– Отличный способ произвести впечатление на юную особу, – хмыкнула Шишигина. – Мне бы кто в пору моей молодости приносил лягушек…
– Добросердечный ребенок играл в милостивую царицу и выпустил пленников у меня в саду. Теперь всякий раз ступаю, как по минному полю.
Старуха постучала карандашом по тетрадному листу, на котором были записаны в столбик фамилии. Казалось, она выбирает, кого из них вызвать к доске.
– Послушайте-ка, Кира Михайловна, а что мы, собственно, знаем о Воркуше?
Кира задумалась.
Возраст? Они привыкли считать Воркушу старым, но на ее памяти он всегда выглядел так, как сейчас. Имя? Только прозвище, которое, как она полагала, было образовано от фамилии. В ноябре, если верить слухам, он уходил в большой город и нанимался сторожем в дома, откуда уезжали владельцы. Перезимовав, всегда возвращался в Беловодье.
– Он местный? – спросила Кира. – Откуда он вообще взялся?