Возилась-возилась, посмотрела на часы – а все равно только девять утра.
ДНИВНИК СВОЕЙ ЖИЗНИ
21 июля
«День Города. Питалась яйцами».
Больше Марта не знала, что написать.
Обидно до ужаса, что праздник она проведет взаперти. С утра на Гагарина будут торговать всякой всячиной вроде сахарных петушков и плетеных коробов, на площади Ленина организуют конкурсы и пляски, а вечером владелец лесопилки устроит фейерверк. Надо упросить старуху вместе подняться на чердак – вдруг оттуда будет видно.
А пока Марта устроила на подоконнике морской бой. Рассадила по углам в хрустальные рюмки шахматных королей с королевами – это были Посейдон, жена его Амфибрахия и две их дочери, имена которых Марта забыла. Про богов они в прошлом месяце читали с Валей целую неделю подряд; из-за этого в голове у Марты все перепуталось и при встрече она стала допытываться у отца Георгия, почему в церкви нет иконы Зевса-громовержца.
Боги дрались, мирились и сообща выращивали морскую капусту. Потом явился Зевс, принявший облик глиняной солонки, и сверг Посейдона.
– Падла ты! – скупо обозначил морской бог свое отношение к происходящему.
И вдруг ему на помощь явилась… Та-дам! Лошадь!
А потому что кто создал всех коней? Кто покровитель коневодства?
Марта решительно смахнула обнаглевшую солонку своей деревянной лошадкой.
Посейдон воцарился на троне и расцеловал лошадь в обе щеки. Оркестр затрубил марш, морские коньки выстроились в шеренги…
Но празднование было прервано: кусты зашевелились и наружу вылез Гнус, пай-мальчик в белой футболочке – правда, общий вид портили царапины, которые оставил на память шишигинский боярышник.
Марта замерла на подоконнике. Гнус таращился снизу, и на всякий случай она отодвинулась от края. Хотя стащить ее он никак не мог: во-первых, высоко, а во-вторых, Марта ему за такое сунула бы пару раз кулаком в зубы.
– Ты чего тут шаришься? – процедила она. – Катись из нашего сада тухлой колбаской.
– С чего это он твой?
– С того! Не видишь, живу я тут!
– Удочерила тебя старуха? – ухмыльнулся Гнус. – Других желающих не нашлось?
– Иди кури носки, – презрительно посоветовала Марта.
Никита встал на цыпочки.
– Слушай, Бялик, у меня для тебя сюрприз.
Девочка сползла с подоконника и громко крикнула, обернувшись к комнатам:
– Вера Павловна!
– «Вера Павловна!» – кривляясь, передразнил Гнус. – На сиське у нее повиси!
Неожиданно он подпрыгнул и схватил подаренную Малым лошадку.
– Стой!
Гнус на цыпочках пробежал вдоль стены, перед калиткой обернулся, подмигнул Марте – и был таков.
Не успев сообразить, что делает, Марта перемахнула через подоконник, приземлилась мягко, по-кошачьи и бросилась за вором.
Гнус мчался быстро, но девочка знала, что нагонит его. Мусину не приходилось удирать от взбесившихся пацанов, которых Марта в перебранке доводила до белого каления. Прыгнуть сзади, повалить, отобрать лошадку, пнуть напоследок – и домой. Шишига даже не заметит ее отсутствия.
Лишь бы не поломал ее волшебную игрушку, урод. Это не деревяшка, а ключ от двери, за которой сидит нормальный веселый Малой.
Она не заметила, как оказалась в незнакомом районе. Гнус оторвался, но Марта слышала его топот в переулке. Вокруг горбились не то сакли, не то мазанки, попахивало навозом – чисто деревня!
Вор нырнул в открытую дверь покосившегося сарая и притаился там. Устал, слабак! Девочка огляделась, схватила короткую палку и решительно зашла в убежище Гнуса.
– Ты, сволочь!
Из душной прелой темноты в глаза ударил яркий луч. Марта зажмурилась, а в следующую секунду ее с силой толкнули в плечо. Она отлетела на мягкий пол, мимо метнулась фигура, и дверь захлопнулась.
Марта заколошматила по гнилым доскам:
– Открой! Я тебе нос сломаю, если не выпустишь!
Гнус не отвечал. Она услышала, как снаружи накидывают засов, а потом наступила тишина.
4
Город поспешно заканчивал приготовления к празднику. Вдоль Гагарина между фонарными столбами натягивали гирлянды разноцветных флажков, а на своем балконе старушка Кумшаева развешивала флаг СССР, прижимая углы горшками с геранью. Внизу соседи молча и деловито тащили стулья, чтобы огородить тротуар от пешеходов. Каждый год повторялось одно и то же: ветер срывал флаг, горшки летели вниз и с великолепным грохотом разбивались об асфальт. Кумшаевой не раз предлагали закрепить флаг по-человечески. В ответ старушка грозила пальцем, словно говоря «знаю я вас!», и плотнее запирала дверь.
Никита Мусин шел неторопливо, заложив руки за спину, и время от времени принимался насвистывать.
Отлично начался день! Только что он одним махом убил двух зайцев, освежевал, а шкурки продал.
Во-первых, оказал услугу хорошему человеку. Всерьез допекла его Бялик, раз он попросил на пару часов запереть ее в сарае в воспитательных целях. Парой часов Никита ограничиваться не собирался: за сутки с девкой не случится ничего страшного, а ума может прибавиться.
Во-вторых, вплотную подошел к тому, чего ждал и хотел давно.
Не нужно никаких ступенек, сломанных позвоночников, нелепых прыжков из-под лестницы. Блестящие идеи всегда просты. Старуха может сколько угодно изображать человеконенавистника, однако девка живет у нее дома, а Шишига собственноручно таскает ей из библиотеки детские книжки. И кто после этого будет утверждать, что старой ведьме все окружающие до одного места?
Может, и все. Кроме Бялик.
Тамара не успела сделать то, что собиралась, и Никита принял у нее эстафетную палочку.
Вот оно, слабое место Шишиги! Не какая-то там тайна, вокруг которой они с Гурьяновой напустили тумана, а всего лишь девчонка.
Никита зачерпнул придорожную пыль, небрежно мазнул по щеке и припустил быстрым шагом.
– Вера Павловна! Вера Павловна!
Распахнув дверь на отчаянный стук, Шишигина увидела потного взъерошенного подростка; тяжело дыша, тот ввалился в комнату.
– Вера Павловна! Бялик!
– Что – Бялик? – хрипло спросила старуха.
– Ее нашли… – Мусин согнулся пополам, хватая воздух. – Нашли там… мертвую… Он ее… как ту женщину… в парке…
В эту секунду он воочию представил Бялик, скорчившуюся на влажной от крови траве: ладони прижаты к шее, рот полуоткрыт, в глазах пустота. Этот мысленный образ Никита изо всех сил швырнул в старуху – и попал.
Марта покричала, побарабанила в дверь кулаком, попинала ее ногой, еще покричала и плюхнулась на солому перевести дух. Рано или поздно кто-нибудь услышит ее вопли и вызволит из плена. Беда не в том, что сидит тут как дура, а в том, что Вера Павловна, проснувшись, не найдет ее. При мысли об этом Марта взвыла от бессилия. Гадство, гадство! Старуха переполошится, они с Гурьяновой поднимут тревогу… У бедной Веры Павловны, может быть, сердце прихватит, она только хорохорится, а сама уже старенькая…
