Сказал как отрезал. Точка. Хотя Чуйкову и Сандалову и не хотелось верить в предательство генерала Павлова, но свою подпись в спецжурнале об ознакомлении с сигналом «Гроза» они поставили и, вскрыв опечатанную папку, немедленно приступили к выполнению всех предписанных мероприятий по подготовке к отражению внезапной агрессии фашистской Германии.
Хотя какая она, к едрене фене, внезапная? В последний месяц все увеличивающуюся концентрацию немецких войск на левом берегу Буга мог не заметить только слепой. Генерал Чуйков не раз и не два выезжал в передовые части на самой границе. Одно дело, слушать убаюкивающие сказки из штаба округа в Минске, и совсем другое – собственными глазами наблюдать на своем участке все возрастающую концентрацию германской пехоты и артиллерии, которые в последнее время нагло начали выдвигаться прямо к границе. Так что ничего неожиданного в сигнале «Гроза» для генерала не было. Еще в начале июня отменили все отпуска для комсостава, а восемнадцатого числа войска армии, выведенные в полевые лагеря по личному указанию наркома обороны товарища Сталина, были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
Признаков близкой войны, особенно здесь, на приграничном рубеже, не видел только слепой. Помимо всего прочего, осень, зиму и весну войска армии буквально не вылезали из учений, внезапных ночных тревог, дивизионных и корпусных проверок боеготовности. Сам участник боевых действий в Китае в 1927—29 годах и в недавней войне с белофиннами, генерал Чуйков не мог не признать, что в результате предпринятых в последнее время мероприятий вверенная ему армия не только численно увеличилась на один стрелковый корпус, прибывший из Московского военного округа, но и значительно усилила боеспособность.
Передав сигнал «Гроза» в стрелковые корпуса и части армейского подчинения, штаб армии начал готовиться к перебазированию на полевой командный пункт, расположенный в лесном массиве в одиннадцати километрах северо-восточнее Кобрина.
Одним из первоочередных мероприятий по плану прикрытия границы была команда распечатать полковые вещевые склады мобилизационного резерва и перед выдвижением на исходные позиции переобмундировать все части армии в новую «камуфляжную полевую форму образца 1941 года». Первыми эту форму надели штабные командиры и бойцы комендантской роты штаба армии. Как человек с боевым опытом, генерал Чуйков не мог не признать, что новое обмундирование для ведения боевых действий куда удобнее и практичнее старых образцов.
Правда, некоторых командиров и политработников возмущало то, что в новом камуфляже они стали почти неотличимы от рядовых бойцов и младших командиров. Такие кадры, чего греха таить, тоже были в рядах РККА. Но с ними разговор будет короткий. Кого-то спишет война, а кого-то – особист, поставивший спецпометку в личном деле. Чтобы смыть такую спецпометку, этим людям надо будет потом очень-очень постараться.
Кроме всего прочего, после ноля часов 22 июня все бойцы и командиры в форме образца 1938 года подлежали немедленному задержанию и разоружению, а в случае оказания ими сопротивления, сотрудники НКВД получили право открывать огонь на поражение. Как сказал капитан госбезопасности Бобров, делалось это с целью выявления многочисленных групп, переодетых в советскую военную форму вражеских диверсантов, которые должны действовать в армейских тылах с началом немецкого нападения. Кое-кого из числа тех, что были заброшены заранее, уже удалось отловить. Но самое большое количество, как выразился капитан Бобров, «интуристов» должно было прибыть с сопредельной стороны в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня.
Параллельно с чисто военными приготовлениями должны быть проведены мероприятия по эвакуации в тыл семей командиров, а также местных советских, партийных и хозяйственных работников Брестской области. Сами же они должны перейти на казарменное положение с подчинением командованию армии.
Последним сюрпризом, затаившимся на дне папки с документами по плану прикрытия границы, был запечатанный сургучными печатями пакет из плотной бумаги с надпечаткой «Вскрывать только при поступлении сигнала “Гроза”». Вот тут товарищей Чуйкова и Сандалова ждал самый настоящий шок. Это был документ о том, что с двадцати двух часов вечера в расположение 4-й армии для взаимодействия в отражении агрессии фашистской Германии вводятся тринадцать мотострелковых, механизированных и артиллерийских бригад из состава союзного СССР Экспедиционного корпуса, прибывшего из далекого 2018 года. Отложив бумагу в сторону, Чуйков ошарашенно переглянулся с Сандаловым, после чего они вместе недоуменно уставились на армейского особиста.
– Да, товарищи, – кивнул в ответ на их немой вопрос капитан госбезопасности, – действительно, так оно и есть. Вы можете думать об этом все что угодно, но прошу учесть, что наличие такого союзника до самого последнего момента являлось самым охраняемым из всех секретов Советского Союза.
– Вы там были, товарищ капитан госбезопасности? – спросил Чуйков.
– Был, – ответил Бобров, – скажем так, товарищ генерал-лейтенант, на курсах повышения квалификации. Подробности сообщить вам не могу, сами понимаете – подписка. Подождите немного. Все же лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Но прежде чем в окрестностях Кобрина появились передовые подразделения Экспедиционного корпуса, к штабу армии подъехало несколько больших крытых трехосных грузовиков передвижного армейского узла связи, сопровождаемые двумя самоходными зенитными установками. Старший лейтенант, командовавший этим хозяйством, смотрел на генерала Чуйкова как на оживший памятник. А то как же, круче было бы лицезреть только самого Сталина, Жукова или Рокоссовского. Хотя переодевшись в камуфляж, выглядел Чуйков не совсем канонично.
– Товарищ генерал-лейтенант, – связист откозырял Чуйкову, – есть связь со штабом фронта. Товарищ командующий у аппарата…
Когда генерал Чуйков поднялся по лесенке в кузов одного из грузовиков, там его ожидал еще один сюрприз. Если вооружение и боевая техника, которой был оснащен Экспедиционный корпус, в основном была еще советского производства – вермахту и того хватит за глаза и за уши, – то аппаратура связи, напротив, была самой что ни на есть современной, отчасти даже еще не поступившей в войска. Просто, совмещая приятное с полезным, самой современной системе управления войсками устроили обкатку в боевых условиях.
Так что Чуйков в кузове увидел не телеграфный аппарат прямого провода и даже не телефонную трубку ВЧ, а большой плоский экран, на котором как живой возник незнакомый ему полноватый человек, в таком же, как у него, камуфляже и со знаками различия генерал-полковника. Впрочем, стоявшего рядом с незнакомцем генерал-майора Василевского Чуйков знал, ибо тот уже приезжал к нему в армию по линии Генштаба в конце мая, чтобы провести одну из проверок боеготовности.
– Добрый вечер, Василий Иванович, – произнес незнакомец, – меня зовут Шаманов Владимир Анатольевич. По личной просьбе товарища Сталина с этого момента я командую Западным фронтом, а Александр Михайлович Василевский является моим начальником штаба.
– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – ответил генерал Чуйков, – докладываю, что, согласно плану прикрытия государственной границы, войска армии подняты по тревоге и с наступлением темноты начнут выдвижение на исходные позиции.
