Хуже всего было то, что после двух отбитых атак подбитые на мостах танки и самоходки полностью закупорили путь вперед, и теперь, прежде чем продолжить попытки прорыва, немецким танкистам сперва будет нужно растащить сгоревшие остовы машин. Сделать это под непрерывным обстрелом не представлялось возможным, а без танковой поддержки немецкая пехота, прижатая к земле ураганным пулеметным огнем, не могла продвинуться и на метр. Тут бы немецким старшим командирам прибегнуть к помощи артиллерии и авиации, но самолеты люфтваффе догорали, кто в кустах, кто и на собственных аэродромах, а немецкая артиллерия безнадежно проигрывала контрбатарейную борьбу, и уцелевшие батареи опасались подать голос, чтобы не быть тут же уничтоженными.
Спустя полчаса после начала немецких атак стало ясно, что сложившаяся обстановка не имела ничего общего с предыдущей версией истории. Советским войскам с помощью союзников из будущего в основном удавалось удерживать линию госграницы по Бугу. И только примерно в двадцати километрах южнее Бреста, за пределами радиуса действия артиллерии особых бригад – в районе стыка позиций 6-й и 75-й стрелковых дивизий – переправившейся на резиновых лодках немецкой пехоте удалось захватить плацдармы на правом берегу, благодаря чему саперы смогли приступить к наведению понтонных мостов. В ходе дальнейших атак, переправившейся на тот берег 1-й кавалерийской дивизии удалось еще больше потеснить советские части и выйти на дорогу Малорита – Брест.
Гудериан уцепился за открывшуюся возможность, как утопающий за соломинку, совершенно не понимая, что, решив развивать успех на этом направлении, он сам лезет в капкан, заботливо установленный для него хитроумным генералом Шамановым, о котором он пока еще даже и не слышал.
22 июня 1941 года, 14:05. Берлин
Рейхсмаршал Герман Геринг
Геринг ехал по разбитым, затянутым дымом и пылью улицам Берлина. Война пришла в столицу Третьего рейха внезапно, при свете яркого солнечного утра, не постучавшись, словно незваный гость. Шок и трепет, гнев и ярость, ужас и кошмар.
Сброшенные с огромных аэропланов бомбы чудовищных калибров с невероятной точностью поразили здания рейхстага, рейхсканцелярии, министерства авиации, центрального телеграфа, штаб-квартиры абвера, СД, гестапо, министерства пропаганды и министерства иностранных дел. В одну минуту Третий рейх оказался обезглавленным.
Улицы завалены обломками и усеяны битым стеклом окон и магазинных витрин. Тела прохожих, погибших при авианалете, уже давно убрали с улиц, но в воздухе еще висит запах смерти.
От здания рейхстага осталась только пустая кирпичная коробка стен без купола и крыши. Он уже несколько часов пылал как факел, и все усилия берлинских пожарных потушить огонь были тщетны. Первый раз национал-социалисты под руководством Геринга подожгли рейхстаг, для того чтобы обвинить в этом преступлении немецких коммунистов. Теперь он горит второй раз, пораженный бомбой, сброшенной на него русскими большевиками. Как символично, черт побери!
Несколько огромных, перекрывающих друг друга воронок на месте Новой Рейхсканцелярии. Фоссштрассе и Вильгельмштрассе, на углу которых стояло это здание, на протяжении километра завалены обломками, и проезда там не было. Апартаменты фюрера полностью разрушены. По счастливому стечению обстоятельств вождь германской нации в момент начала войны с большевиками находился в своей ставке «Вольфшанце» в Восточной Пруссии, и его жизнь оказалась вне опасности.
Осмотрев издали руины, Геринг велел ехать к расположенному тут же на Вильгельмштрассе министерству авиации. Но он обнаружил на его месте только груды битого кирпича. Где-то там, под грудой обломков, покоились тела верных его соратников: Эрхарда Мильха, Эрнста Удета, Ганса Ешоннека и еще десятков опытнейших штабных офицеров.
В Цоссен Геринг не поехал, намереваясь сделать это чуть позже. Большевики ударили по штабному комплексу ОКВ с особенной яростью, и, судя по донесениям, местность там превратилась в лунный пейзаж. Вместо этого он побывал на руинах Силезского вокзала, в щебень разрушенного во время второго налета, случившегося примерно через полчаса после удара по административным зданиям в центре Берлина. Одновременно с Силезским были уничтожены также и другие крупные вокзалы немецкой столицы: Лертский, Гезундбруннский и Зюйдкройцский.
В руинах лежал также и центральный берлинский аэропорт Темпельхоф, самый крупный аэропорт мира, способный принимать до шести миллионов пассажиров в год. Новое здание его было построено к Берлинской олимпиаде 1936 года. И вот эта краса и гордость Третьего рейха после удара русских бомбардировщиков в считаные минуты превратилась в груду дымящихся развалин. Выстроившиеся на летном поле Ю-52 с опознавательными знаками «Люфтганзы» тоже частью были сильно повреждены, а частью полностью уничтожены. Воронки от бомб, бесформенные лохмотья дюраля и разбросанные в стороны обугленные кочерыжки моторов. И черная копоть, парящая в воздухе после пожара на бензохранилище, который никто даже и не пытался тушить.
Судя по рассказам очевидцев, во втором налете участвовали невероятной величины стреловидные краснозвездные самолеты, на огромной скорости промчавшиеся над Берлином и с удивительной точностью высыпавшие на свои цели дождь двухсотпятидесяти– и пятисоткилограммовых бомб. При этом рев их моторов заглушал грохот рвущихся бомб.
Берлинское ПВО, к тому моменту приведенное в полную боевую готовность, ничего не могло поделать с этой новой напастью. Большевистские самолеты двигались быстрее, чем расчеты Flugabwehrkanone успевали поворачивать свои орудия, и немногочисленные зенитные снаряды бессильно рвались где-то позади и в стороне от бомбардировщиков, увеличив сыпавшимися на город осколками в немецкой столице количество жертв.
И всюду одно и то же: воронки, щебень, обломки кирпича, камня и бетона. Разбор завалов только начался, и пока было неясно – сколько времени полиции и пожарным потребуется на то, чтобы извлечь живых и мертвых из-под обломков.
Жаркое лето требовало как можно быстрее похоронить тела погибших берлинцев, чтобы в разрушенной столице не началась эпидемия, которая, как когда-то в Средние века, чуть не обезлюдила столицу Тысячелетнего рейха.
Но больше всего Геринга потрясли не трупы и разрушения, а лица и глаза живых берлинцев, застывшие и потерянные. Совсем недавно они восторгались успехами вермахта и пели осанну рейхсмаршалу, пока война бушевала где-то далеко от Германии. Под бомбами люфтваффе рушились и горели дома в Гернике, Варшаве, Роттердаме и Лондоне. Но сейчас смерть пришла в города Германии, и настроение немцев изменилось. Нет, пока еще не кричали: «Распни его!» Копающиеся в руинах берлинцы, пытавшиеся найти среди обломков тела своих родных и близких, только молча провожали кортеж Геринга потухшими взглядами и снова, как зомби, принимались за разбор завалов.
Конечно, Толстый Герман был наркоманом и мерзавцем, бесстыдно грабившим музеи и картинные галереи в оккупированных Германией странах, с легкостью готовым обречь на смерть и страдания миллионы французов, голландцев, бельгийцев, англичан и унтерменшей-славян. Но немцы были для него своими, и для них он совсем не хотел подобной судьбы. Рукотворный берлинский апокалипсис, который устроили в столице рейха большевистские самолеты в это воскресное утро, поразил его прямо в сердце. Еще недавно сияя, по выражению Роберта Лея, как начищенный медный таз, он во всеуслышание заявил, что ни одна бомба не упадет на Германию. А если и упадет, то любой может назвать его Мейером. И вот, не успела начаться война с большевиками, как на Берлин обрушился град русских бомб, неся с собой смерть и разрушения.
