– Как, – удивился я, – произошло еще нечто такое, что может изменить ход этой проклятой войны?
– Вот именно, сэр, – голос Стюарта Мэнзиса сейчас напоминал голос коронера, сообщающего в суде о результатах вскрытия богатого дядюшки, странно умершего после составления завещания в пользу своего племянника. – Дело в том, что четыре часа назад русская авиация практически стерла с лица земли центр Берлина с правительственными зданиями и штаб-квартиру ОКВ в Цоссене. При этом большевиками были применены сброшенные с гигантских четырехмоторных самолетов бомбы особо крупного калибра, попадающие в цель с удивительной точностью. Час спустя налет был повторен, на этот раз основной целью большевистской авиации стали железнодорожные вокзалы и аэропорт «Темпельсхов».
Как сообщили наши агенты, все происходящее в столице рейха напоминает Содом и Гоморру. Телефонная связь нарушена, в центральных районах бушуют пожары, отсутствует электричество и водоснабжение. Тысячи берлинцев были убиты на месте, еще десятки тысяч ранены. Больницы и госпитали переполнены, а пострадавшие все поступают и поступают.
Из отрывочных сведений можно сделать вывод – Германия начинает терпеть поражение еще в самом начале войны, и похоже, что гуннам уже не оправиться. Если все так же пойдет и дальше, то Адольф проиграет эту войну, и проиграет ее быстро. Русские оказывают силам вторжения гуннов ожесточенное сопротивление на самой границе, ни на шаг не пропуская их вглубь свой территории, в то время как их авиация наращивают удары по территории рейха, и переход Красной Армии в наступление является только вопросом времени.
– А сам Адольф жив? – спросил я у главы МИ-6.
Стюарт Мензис лишь уклончиво пожал плечами.
– Сэр, на этот счет у нас нет достоверных данных, – ответил он мне. – В той неразберихе, которая сейчас царит в Германии, может случиться все что угодно. С вашего позволения, я оставлю вам полученные донесения, а сам еще раз схожу к шифровальщикам и узнаю – нет ли у них новых сообщений о том, что происходит в Германии и на фронте боевых действий на Востоке.
Кивком головы я отпустил Мензиса, а сам стал изучать оставленные им бумаги. С одной стороны, я испытывал чувство мстительной радости при мысли о том, что русские сумели отплатить той же монетой за разрушенные Ковентри и Лондон, которые гунны бомбили с воздуха более полугода.
С другой стороны, происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Массовое применение русскими новой техники, огромные самолеты, несущие бомбы чудовищной мощности. Если все то, что написано в этих донесениях, хотя бы на одну десятую соответствует истине, то большевистская Россия выглядит не жертвой агрессии гуннов, а боксером, который встретил напавшего на него громилу-соперника прямым ударом в челюсть. И теперь, пока его противник «плывет», этот боксер готов несколькими акцентированными ударами отправить его в полный нокаут.
Если так дела пойдут и дальше, подумал я, то в ближайшее время, преследуя разгромленных в приграничных сражениях гуннов, в Европу ворвутся вооруженные до зубов орды большевиков, и Сталин неизбежно станет хозяином всего континента от Владивостока до Лиссабона. И вот тогда уже красная угроза нависнет над нашей Британией. И еще неизвестно, что будет для нас страшнее – нацизм или большевизм?
Я задумался, снова закурил сигару и долго смотрел на то, как в воздух поднимаются струйки табачного дыма. Потом я собрал листки с написанным мною, но так и не произнесенным обращением к нации, разорвал их, а клочки швырнул в корзину для мусора, стоявшую рядом с моим письменным столом.
Нет, подумал я, не с этими словами надо обратиться к британцам. Надо как следует все взвесить, и лишь потом выступить по радио. Необходимо тщательным образом разобраться в происходящем, и понять – что, собственно, произошло, и почему нацистское нападение на большевистскую Россию в самом начале сразу закончилось для Адольфа полным провалом.
Тут несомненно скрыта какая-то огромная тайна, но весь вопрос заключается в том – какая именно?
22 июня 1941 года, 16:05. Генерал-губернаторство, лесной массив в восьми километрах юго-западнее Тересполя. Временный штаб 2-й танковой группы
Генерал-полковник Гейнц Гудериан
Генерал Гудериан рвал и метал, ругаясь, как пьяный фурман. С самого начала эта война шла по каким-то чужим, непонятным ему правилам. Большевики будто заранее ждали нападения, которое должно было оказаться для них внезапным, и тщательно к нему готовились. Несомненно, русская разведка оказалась на высоте, а все усилия немецкого командования по дезинформации противника пропали даром. Уже первые десять часов войны привели Быстроходного Гейнца и других сумевших выжить на первом ее этапе германских генералов в состояние тягостного недоумения.
– Как же так?! – вопрошали они. – Так мы не договаривались! Где обещанная внезапность нападения? Где беспорядочно разбросанные по приграничной территории русские войска, захваченные врасплох? Где артиллерия на полигонах, отдельно от тягачей и снарядов? Где, в конце концов, растяпистые русские генералы, в душе так и оставшиеся поручиками, которые должны были проиграть нам приграничное сражение? И вообще, кто все эти люди, которые ведут огонь по нашим солдатам из неизвестного и смертоносного оружия? Откуда взялись у русских новейшие самолеты, заполонившие небо в приграничной полосе, и что это за «адские органы», одним залпом обрушивающие на головы немецких солдат тысячи тонн огня и стали?
Хоть вслух об этом и не говорилось, но подразумевалось, что заранее завербованные большевистские генералы-изменники должны были просто сдать вермахту приграничную кампанию. В противном случае весь план «Барбаросса», даже при достижении стратегической внезапности, выглядел насквозь авантюрным, для чего было достаточно подсчитать военные и экономические потенциалы СССР и Германии, а немецкие генералы-педанты и авантюра – это, как известно, несовместимые понятия.
Кроме всего прочего, утром прервалась и до сих пор не восстановлена связь со штаб-квартирой ОКХ в Цоссене. А час назад замолчал расположенный под Варшавой штаб группы армий «Центр». Хоть обычно Гудериан не особенно-то и нуждался в ценных указаниях начальства, но сейчас отсутствие связи с вышестоящими штабами вызывало у него тревогу и озабоченность. И совсем непонятно, как без постоянной связи с командованием можно было воевать во времена, когда еще не было ни телефона, ни радио?
В полосе действия подчиненной Гудериану 2-й танковой группы дела тоже шли ни шатко, ни валко. Все попытки форсировать Буг в районе Бреста и севернее города неизменно отражались плотным артиллерийско-пулеметным огнем. Казалось, что там, на восточном берегу реки окопалась не штатная большевистская дивизия мирного времени численностью в восемь тысяч штыков, а как минимум полнокровный корпус, причем сформированный не по советским, а по германским штатам. Когда русские открывали огонь, то вода в реке закипала от разрывов, как кастрюля с супом, забытая на плите нерадивой хозяйкой.
Правда, километрах в двадцати южнее Бреста, за селением Кодень, немецким саперам все же удалось навести наплавные мосты через Буг и захватить плацдарм. После 1-й кавалерийской начали переправу на восточный берег передовые части 4-й танковой дивизии, наименее пострадавшей от утреннего огневого шквала русских.
