В нескольких местах специально экипированные русские разведгруппы совершили поиск на немецкой стороне. Иногда они действовали под прикрытием действий снайпера, отвлекающей перестрелки, а иногда и просто по-тихому. Выкраденные ими офицеры спокойствия немецкому командованию не добавили, а вот советскому – совсем наоборот.
Немцы также пытались вести разведку, но получалось это у них как-то очень плохо, как по причине высокой технической оснащенности противника, так и по общей психологической неготовности к подобным действиям.
Отдельно стоит упомянуть о действиях полка «Бранденбург-800», чьи группы понесли большие потери еще в последнюю предвоенную ночь. Но несмотря на это, как только стемнело, попытки заброса диверсантов в советские тылы продолжились, что добавило работы ночным истребителям, военной контрразведке и органам НКВД. Все это уже происходило в рабочем режиме, и никак на боеспособность Красной Армии эти отчаянные попытки абвера не повлияли. Диверсионные группы «бранденбуржцев» большей частью были уничтожены или захвачены в плен в течение одного-двух часов после их десантирования с самолета…
Как бы то ни было, первая военная ночь закончилась. На смену ей вместе с зарей пришел еще один день той последней войны, которая должна была разом разрешить все проблемы этого мира.
23 июня 1941 года, 7:50. 30 километров южнее Бреста, окрестности станции Знаменка, штаб 3-й танковой дивизии вермахта
Эта война началась совсем не так, как это предполагал один из самых способных танковых командиров Третьего рейха, командир 3-й танковой дивизии генерал-лейтенант Вальтер Модель. Вместо стремительного прорыва вглубь вражеской территории, как это не раз было в Польше и во Франции, 3-я танковая дивизия увязла в приграничных боях за эти, насквозь пропитанные водой белорусские леса, не дававшие ни простора, ни возможности для маневра.
После бессонной ночи, проведенной в накрытом маскировочной сетью штабном автобусе, генерал был зол как тысяча чертей. Постоянные артиллерийские удары и воздушные налеты русских «швейных машинок», заливавших жидким огнем танковые и автомобильные колонны, не давали командиру дивизии, оказавшейся на острие главного удара, ни на минуту сомкнуть глаз.
Первоначально штаб дивизии расположился непосредственно на станции Знаменка – на русском берегу Западного Буга. Но несколько мощных артиллерийских и воздушных налетов на станцию и расположенные неподалеку переправы заставили Моделя сменить дислокацию штаба, переместившись еще южнее в только что отбитый у русских лесной массив – подальше от огрызающегося огнем дальнобойной артиллерии Брестского узла обороны большевиков. А «подарки» оттуда прилетали весомые, некоторые калибром до восьми дюймов. Очевидно, что большевики осознали важность Бреста как транспортного узла на пути к Минску и Москве и сильно его укрепили. Насколько было известно генералу Моделю, у вермахта не было никаких успехов, как в самом Бресте, так и севернее его.
Тут было гораздо спокойнее, чем на станции, только сильно донимали квакающие лягушки, которых штабные офицеры в шутку называли «Берлинской оперой», и тучи злых и жадных до немецкой крови лесных комаров. И если от комаров можно было избавиться натеревшись прекрасным гвоздичным маслом из Голландии, то с лягушками было гораздо сложнее. Не посылать же в лес немецких солдат с автоматами, чтобы те заставили замолчать настырных земноводных, во всю глотку распевающих свои рулады.
Кроме того, всю ночь в штаб дивизии поступали донесения о продолжающихся боевых столкновениях с небольшими группами большевистских разведчиков и диверсантов, которые, используя болотисто-лесистую местность, пытались мелкими группами проникнуть сквозь боевые порядки немецкой пехоты, вероятно с целью совершения диверсий, минирования дорог и нападений на германских военнослужащих.
Очевидно, что некоторым таким группам все же удавалось пробраться незамеченными за линию передовых постов, потому что в четыре часа утра на уже проверенной саперами грунтовой дороге взлетел на воздух грузовик со 105-миллиметровыми фугасными снарядами для 2-го дивизиона 75-го артиллерийского полка, входящего в состав дивизии.
Бабахнуло от души – генерал Модель узнал о диверсии безо всяких донесений. Когда ему доложили о причине взрыва, он рассвирепел и приказал взять в ближайшем русском селении заложников и немедленно их расстрелять. Когда же Моделю доложили, что взять заложников невозможно по причине отсутствия гражданского населения в приграничной зоне, он, немного помедлив, приказал удвоить бдительность и с наступлением светлого времени суток не выпускать на дороги автотранспорт до проверки их саперами.
Едва улеглась вся эта суета, как поступило донесение о том, что в ночное время группой неизвестных прямо из своей палатки похищен гауптман Вайс из состава 39-го самоходного батальона связи, а тело его денщика, убитого колюще-режущим оружием – скорее всего, ножом, – заминировано русской гранатой Ф-1. Кроме того, имели место ночные обстрелы стоянок бронированной и автомобильной техники зажигательными пулями из беспламенного и бесшумного оружия, в результате которых сгорели несколько танков с укрепленными на броне запасными канистрами с бензином и два десятка транспортных автомашин. Генерал Модель просто не знал, что те, кому было предназначено проникнуть в немецкий тыл, все туда проникли, а в стычки с немецкими постами и патрулями вступали специальные группы отвлечения, облегчающие выполнение основной задачи специалистам.
И все это не считая потерь в ходе боев предыдущего дня, а также ущерба от действий русской ночной авиации и шквальных, дьявольски точных артиллерийских налетов. В общем, мощь 3-й танковой дивизии неуклонно убывала, а первая военная ночь для ее командира оказалась бессонной. Не добавил хорошего настроения Моделю и разговор по радио на повышенных тонах с командующим 2-й танковой группой генерал-полковником Гейнцем Гудерианом. В отличие от непосредственного начальника Моделя, командующего 24-м моторизованным корпусом генерала Гейра фон Швеппенбурга, не пережившего первых минут войны, Быстроходный Гейнц был жив, здоров и требовал от оказавшегося на направлении главного удара Моделя немедленных и самых решительных действий.
Модель и сам был бы рад наступать, но не понимал, куда именно. Дорога через Малориту на Кобрин, лежащая прямо перед его дивизией, казалась ему огромным мокрым мешком, насквозь простреливаемым дальнобойной артиллерией русских, в котором без остатка может оказаться весь 24-й корпус или вся 2-я танковая группа. Это даже не одна злосчастная 3-я танковая дивизия, пехотные полки которой за сутки потеряли убитыми и ранеными больше половины личного состава и которой теперь срочно требовались подкрепления.
Попытки продвинуться от плацдарма на север, в сторону Бреста, вызвали активное противодействие русских, чьи части, укрепившиеся в недостроенных УРах, оказывали ожесточенное сопротивление наступающим немецким войскам. При этом большевики опирались на поддержку сконцентрированной в самом Бресте и севернее него мощной артиллерийской группировки.
Впрочем, еще вчера вечером там же была введена в действие спешно переброшенная на плацдарм 34-я пехотная дивизия соседнего 12-го армейского корпуса, точнее то, что от нее осталось после устроенного русскими огненного светопреставления. Солдатам же Вальтера Моделя предстояла дорога в так не понравившийся ему мокрый мешок, кишевший минно-взрывными заграждениями, артиллерийскими засадами и озлобленными русскими солдатами, вооруженными ручными реактивными снарядами огромной пробивной силы.
