– Как скажете. Я-то всегда готов.
– Да я-то не готов. Эх, годы, годы…
«Да какие у тебя годы! Скажи уж, что тупо боишься или лень свою задницу от стула оторвать».
– Только смотри, шкурку у кроликов снимай осторожно, не подпорти, – и Роман Ильич рассмеялся своей шутке.
– Вот за это не беспокойтесь. Все будут целы.
Про себя же Виктор подумал: «Надеюсь».
Лазарев ушел, а начальник станции какое-то время смотрел на дверь, за которой тот скрылся.
«Что, Витюша? Амбиции о прозу жизни разбились? Вроде и сами с усами, да только на поверку оказалось, что никто и звать никак? И без Романа Ильича тебе все равно никуда, как ни рыпайся. Сложно нам с тобой вместе на одной станции будет, мил человек. Ой, сложно».
* * *
Волков сам нашел Виктора вечером того же дня.
– Паривет, испытатель. Пойдем к Серому, пропустим по рюмочке, потрындим.
Выпивать Лазареву не хотелось, да и шумные компании его в последнее время раздражали, но «потрындеть» с Волковым надо было обязательно.
В «Сто рентген» было непривычно тихо, народ еще не набежал, и Серега скучал на своем месте.
– О, ребята! Доброго дня. Что закажем? Покрепче или послаще?
– Доброго, доброго! Крепенького, обоим. А бражку свою девчонкам оставь. И закусь сообрази. И все за мой счет.
– Какие девочки, ты о чем? Вы, с вашими небритыми рожами, мне всех девчонок распугали, – Серега поставил перед мужчинами две жестяные кружки с мутноватым напитком и все те же сушки, правда, на сей раз чуток присоленные.
– И правильно! Кирхе, киндер, кюхе – вот для чего нужна женщина. А не по барам шляться. Ну, вздрогнули!
Самогон оказался крепким, у Виктора аж мурашки по коже побежали.
– Ух, забористый, зараза! – Волков кинул в рот закусь, – Серега, вкусные сушки у тебя, как делаешь такие, открой секрет.
– Жека, тебе-то зачем?
– Вдруг женюсь, вот супруга мне такие же готовить будет.
– Вот жену и пришлешь, ей как раз все и расскажу.
Волков отхлебнул еще, Виктор же, на сей раз, только пригубил.
– Чего не пьешь? Крепка?
– Крепка. Голову потом не подниму.
– Эх, интеллигенция! Все-то у вас не как у людей. Ну, рассказывай, как с кроликов шкуру снимать собрался.
– Это Ильич тебе про кроликов сказал? Шутник, бля.
– А кто ж еще? Вот, говорит, пришел ко мне Витек и требует подопытных кроликов. Не хотите ли вы, господин Волков со товарищи, пожертвовать своими шкурками на благо науки? Хотим, говорю. На благо науки – всегда пожалуйста. Так что там делать-то надо? Рассказывай.
Волков заметно охмелел, да и у самого Виктора голова была мутной. И не мешало бы еще кое-чего проверить…
– Слушай, Женька. Давай так. Ты ко мне завтра утром приди, на трезвую голову я тебе все объясню и покажу. Так-то лучше будет.
– Как скажешь, насяльника. Куда приходить-то?
– На Ботаническую, там буду. Часам к десяти давай.
– Океюшки!
* * *
Волков, само собой, опоздал.
– О-о… Ну и рожа у тебя, Шарапов! Говорил же, не пей, козленочком станешь.
– Что поделать! Тяжелое детство, деревянные игрушки, плюс плохая наследственность…
Женька плюхнулся на скамейку и тут же схватился за голову.
– Бля нерусский…
– Головушка бо-бо, денюжки тю-тю? Плеснуть?
Виктор вытащил фляжку.
– Хорошее похмелье – начало плохого запоя, сам же говоришь. Не буду, само пройдет. Или Раисе поклонюсь, сварганит чифиря.
– Ладно, будем считать, что это вместо анестезии. Давай лапу.
…И полоснул ножом по протянутой руке… И тут же полетел назад, сшибая по пути табуретки.
– Е!
– Сука!!! Урою!
Волков схватил со стола увесистый учебник и швырнул его в Лазарева.
– Бля, ты че творишь-то?! – Виктор не успел увернуться, тяжелый том угодил ему прямо в глаз.
Впрочем, в долгу он не остался, и книга тут же полетела обратно, но была ловко поймана сталкером.
– Мазила, – Волков вложил в бросок всю свою ярость и, как все отходчивые люди, тут же успокоился.
– Эй, Франкенштейн недоделанный, руку перевяжи! Ого, – Волков удовлетворенно хмыкнул, – ходить теперь тебе, парень, с фингалом во всю рожу! Не меньше недели, факт.
Женька подал Лазареву руку, помог подняться.
– А ты и рад, по ходу.
– Да не то чтобы рад. Удовлетворен. Силой и точностью удара. Ну, где там у тебя марля? Вяжи скорей, а то помру молодой, что делать будешь?
– «И никто не узна-ает, где могилка твоя…»
– Ой, Витек, ты бы уж лучше не пел.
– А лучше и не могу…
– «Эх, скольких я зарезал, скольких перерезал…» Гляжу, повязочку не хуже Пинцета соорудил. Наблатыкался. Колись теперь, что дальше.
– Да ничего, собственно. Домой иди, а вечером опять сюда. Поспать можешь. Все.
– Яволь, майн фюрер! Я пошел?
Виктор был уверен: через час «Сто рентген», а к вечеру и вся станция будут живо обсуждать Женькины сегодняшние приключения. Но ошибся: Волков действительно ушел к себе и проспал до вечера.
А Лазарев все это время не находил себе места.
До назначенного времени оставалось семь часов. Или четыреста двадцать минут. Или хрен там знает, сколько гребаных секунд! И все они тянулись, как старая резинка у трусов. Виктор пытался читать – книга полетела в угол. Затеял уборку – все закончилось на стадии наведения живописного беспорядка. Зашел к Люське, начисто забыв, что в это время она обычно на работе. Облом и тут. И Пинцет бессовестно дрых на рабочем месте…
«Если хочешь поработать – ляг, поспи, и все пройдет»… А что? Хорошая идея – убить время крепким здоровым сном. Но и сна не получилось, ни крепкого, ни здорового. Только головная боль в сухом остатке.
А вечером, когда он снял с Волкова повязку, на месте шрама красовалась едва заметная розовая царапина…
* * *
– Ну нихрена себе…
Волков с удивлением рассматривал руку. А Виктор недоумевал. Что не так? Почему не сработало с Люськой? Ей-то пыльцы досталось много больше, а результат нулевой.
– Жека, давай руку.
– Что, опять шкурку снимать будешь?
– Ты только не дерись. Мне и одного фингала хватит, – Виктор полоснул ножом по запястью сталкера.
– Больно, черт, – Волков скривился, – у меня после твоих фокусов точно на колюще-режущие аллергия выступит. Или как ты там тогда назвал? Фобия?
