Вот и очередная поляна. Горшок постоял немного в тени деревьев, размышляя, пересечь ее, или обойти по кромке леса.
– Слушай, Мультяра, ты, наверное, думаешь, что люди до жути странные, да? Я иногда тоже так думаю. Посмотри, что они тут наворотили! Жути, что ли, не хватало?
Тот, кто задумал эти композиции, вряд ли хотел нагнать страха на тогдашних посетителей. Но это тогда. Тогда по саду гуляли толпы туристов, и шум стоял не от веток, раскачиваемых ветром, не от криков неведомой живности, шум – смех, разговоры, топот детских ножек – шел от людей, живых, из плоти и крови. Хотя и тогда тоже Горшок не хотел бы оказаться тут ночью. На поляне, прямо посередине, на пеньках стояло, или сидело, точно понять было невозможно, несколько фигур. А вернее, лежали (ведь о камнях говорят именно так: лежали?) несколько крупных голышей. Голова, туловище, руки и ноги – все из округлых камней разного размера. Все выглядело удивительно правдоподобно, сразу видно, не динозавры какие это – человеки. И вот теперь эти самые человеки были тут хозяевами, сидели и решали, пустить Горшка через поляну или нет, по крайней мере, Мишка был в этом стопроцентно уверен. И ему не очень хотелось попасть в каменные лапы к этим монстрам. Мультик его настроение разделял полностью: шипел в сторону фигур, жалобно мявкал, а потом и вовсе забрался Мишке под плащ.
– Эй, осторожнее! Когтями своими!
Кот слово «осторожнее» понял по-своему, устроился на Мишкиной шее поудобнее, словно и был ее настоящим хозяином. Теперь на его присутствие намекал лишь небольшой горб в районе седьмого шейного позвонка на Горшковой спине.
– Партизан, а, партизан, что скажешь, если по краю этих страхолюдин обойдем? Как?
Мультику и это не нравилось. Но выбор был небольшой, вернее, его не было вовсе. И Мишка шагнул в сторону.
В этот момент на поляну спланировала крупная птица. Откуда она взялась, Мишка не понял, вроде и нет никого рядом. Или он просто чего-то не заметил? Птица походила по траве, что-то там поискала и собралась уже восвояси, но далеко улететь ей не дали: из черноты, как раз метрах в десяти от того места, где сейчас стоял Горшок, метнулось огромное щупальце и… Был пернатый – нет пернатого. Только хруст и знакомое уже чавканье. Или не чавканье, а что-то другое, но Горшку это было малоинтересно и уж точно – совсем не хотелось узнавать.
Мишка в мгновение ока оказался на тропинке, словно и не уходил с нее. Он еще никогда в жизни так не прыгал: метра на полтора, спиной назад и с такой точностью. И даже не упал. И хорошо, что не упал, иначе не миновать бы ему конфуза, а мокрые и грязные штаны – то еще удовольствие, особенно зимой.
– Котей, ты – дезертир. Оставил меня одного, а сам спрятался. Теперь готовься к марш-броску.
Горшок собрался с силами и побежал, стараясь не смотреть на каменных истуканов. Он был готов и «ура» от отчаяния закричать, да только от этого наверняка стало бы еще страшнее. Краем глаза он заметил, что монстры медленно, очень медленно поднимаются со своих постаментов, разворачиваются в его сторону… Шаг, второй… Куда там с их скоростями догнать до смерти напуганного Мишку! За ним бы сейчас и сам Усейн Болт не угнался.
На краю поляны Горшок остановился, хотя на самом деле ему хотелось одного – бежать дальше, от этого места, от этих обжористых лиан, от этого гребаного Ботанического сада! И как только петроградцы ходят сюда? Еще и работают? Моркошку-картошку выращивают? Цветочки собирают? Совсем ничего не боятся? Или знают, куда ходить не надо? Горшок бывал в теплицах, устроенных на территории сада. Там и рядом ничего такого жуткого не было!
Мишка оглянулся назад: фигуры опять застыли на своих местах – неподвижные, мертвые. Может, и не двигались они вовсе? Может, все это ему только показалось от страха?
Хвойники на этой стороне поляны закончились. Тут вообще не было высоких деревьев. Кустарники, высокие, давно не стриженные. И очень красивые: на дворе ноябрь, а они, почему-то еще не скинули до конца листву и теперь радовали глаз удивительным сочетанием алого и золотого.
Через мостик Мишка перешел на другую сторону небольшого оврага. Двигался он осторожно, боясь теперь собственной тени, но все было спокойно. Даже слишком.
– Точно надо ждать какую-нить подлянку!
И как в воду смотрел. Подлянка – не подлянка, но это место Горшку не понравилось. Наверное, он попал в самый заброшенный угол сада – оранжереи, что стояли по бокам тропинки, точно не ремонтировались со времен Петра Первого! Живописные развалины не вызывали страха, скорее – тоску. Ту самую, которую называют смертной. Постоишь рядом с ними, и станет ясно: нет у тебя будущего, человек. Карабкайся – не карабкайся, пыжься – не пыжься, все, ты – прошлое, вымирающий, никому не нужный вид. Короче, иди уж сразу и вешайся, чего ждать-то?
В планы Горшка вешаться не входило. Но этот участок пути дался ему очень тяжело.
– Мультик? Котей? Ау! Ты как там? Может, передохнем немного?
Поляна, на которой они с котом обустроились, была обычной, без сюрпризов, видимо, черное, злое сердце Ботанического сада они уже миновали. Мишка это знал точно: его поразительное умение определять опасность в туннелях наконец-то заработало и наверху. Он уселся на полусгнивший пенек и вытащил кота из-за шиворота.
– Прогуляйся. Ты что, думаешь, пушинка, да? У меня уже спина отваливается!
Кот был недоволен, что его так беспардонно потревожили, но Мишка был непреклонен: все, поездил, и хватит, хозяину тоже надо отдыхать.
Пока нет никакого форс-мажора, можно и обдумать ситуацию.
Это вот что получается? Хочешь ты, не хочешь, а что должен сделать, все равно делать придется? Не мытьем, так катаньем, а судьба, или что там еще, заставит ее слушаться. Вот не хотел Горшок на Выборгскую. А теперь у него и выхода нет – только туда. Вернуться на Петроградскую? Хранитель не всесилен. Да и он не будет преследовать бедного любопытного юродивого, особенно если тот сумеет правдиво наврать. А Мишка сумеет, и даже знает, что именно. Конечно, все равно от Витьки потом бегать придется, мало ли что этот маньяк придумает. Но это уже и не так важно. Тем более что, может, и Витьки-то никакого не станет. Хранителя, то есть. Не зря же все это замутилось…
Но сейчас на Петроградскую никак. Он просто уже не дойдет. Все, путь закрыт, Горшок чувствовал это так же ясно, как и то, что хочет есть. «А в тюрьме сейчас макароны дают…». Эх, Аркадьевна, сейчас бы твоего супчика.
– Мультик, ты тоже есть хочешь, да? А у меня и молочка налить тебе не в чего…
Сам Мишка пить молоко не стал, оставил коту. Мы в ответе за тех, кого приручили.
– Все, кот. Перекурили, и хватит. Ты дальше как? Пешим ходом или опять в захребетники?
Мультик предпочел пеший ход: никакой опасности он не чувствовал, зато вокруг было столько всего интересного! Вот из трухлявого пня вылезло что-то. Пахло ничего себе так, съедобно. Кошак осторожно тронул существо лапой: разрешите познакомиться? Ай! Кусается! Кот лапу отдернул, но от паучка – это был паук – не отстал.
