Сухари с горячим чаем, да если к чаю полагается пара кусочков сахара – неземное лакомство. Как же мало надо для счастья, оказывается.
– Пинцетыч, скажи, а как я тут у вас оказался?
– Это у тебя спрашивать надо. Подобрали ребята в павильоне, думали, что дохляк, ан нет, живучий ты.
– И все?
– А что тебе еще надо? Про остальное – это уж ты сам рассказывать будешь. Или что, совсем ничего не помнишь?
– Ничего.
Ничего не помнит, последнее, что осталось в памяти, – окровавленные морды собак, доедающих его друзей. От всплывшей перед глазами картины Виктора скрутило, по желудку словно резанули бритвой, и он тут же изверг из себя содержимое.
– Мать твою! Меня-то за что окатил? Сам потом убираться будешь!
– Отвали, а, – Виктор в изнеможении откинулся на подушку, – а лучше чаю долей.
– Чаю ему… Барин какой.
От резкого толчка входная дверь чуть не слетела с петель.
– Где Федор? – Сильвестр, начальник охраны, схватил Виктора за грудки, приподнял и с силой прижал к стене. – Федька где???
– Сталлоныч, ты поосторожнее тут, – Пинцет попытался оттащить Сильвестра, но от толчка отлетел к противоположной стене.
– Ну?! Где???
Желудок Виктора опять не выдержал… Сильвестр отскочил, но было поздно.
– Тфу ты! Зараза!
– А я предупреждал, – злорадно захихикал Пинцет. – Может, оставишь Витька в покое, а то мне он все тут заблюет!
Впрочем, ярость у Сильвестра уже и сама сошла на нет.
Виктор вытер рукавом губы.
– Нет Федора. И Ивана нет больше. Съели их.
– Кто? Как?
На Сильвестра было страшно смотреть: он как-то сразу осунулся, скукожился, затрясся. Кажется, еще немного, и заплачет, словно обиженный ребенок. Но вместо этого он вновь бросился на Виктора.
– А ты как же, гнида, цел остался?!
«Эх, вот сейчас точно уже не останусь»… Сильвестр получил свое прозвище не только за внешнее сходство со знаменитым актером, но и за недюжинную силу, и встреча с его кулаками ничего хорошего не сулила. Впрочем… «Сейчас проверим, мальчик ты или девочка. О! Мальчик!»… Сильвестр согнулся от резкой боли в промежности. Не дав ему опомниться, Виктор оттолкнул мужчину к стенке. Споткнувшись, тот грохнулся на пол, сметая собой все, что попадалось на пути. Сильвестр зарычал, попытался подняться, но тут же получил еще один толчок. Не сильный, но унизительный.
– Ах ты…
– Антон Андреич, уймись.
Глас вопиющего в пустыне… Виктор это понимал. Эх, разнесут они тут у Митяя все его хозяйство.
Подняться Сильвестр не успел: холодная вода, окатившая мужчину сверху, окончательно припечатала его к полу.
– Остыл? Так-то лучше, – Пинцет довольно улыбался. – И скажи спасибо, что охрану не позвал, а то набуздыляли бы тебе твои же подчиненные.
Он было протянул Сильвестру руку – помочь подняться, но потом отдернул: мало ли что, от этого бешеного всего можно ждать.
– Щ-щенки…
– Андреич, ты не бушуй, прими как есть. Псы съели Федьку. И Ивана тоже. Обоих. Меня не тронули, а почему – не спрашивай, не знаю. И не виноват я, самому хреново от всего этого.
Сильвестр промолчал. Встал, стряхнул с себя остатки воды и, не взглянув в сторону парней, вышел из медпункта.
Виктор, обессиленный, рухнул на топчан.
* * *
– Ну, ты, брат, даешь. Сильвестр тебе этого в жизни не простит. Пришибет потихоньку за ближайшим тюбингом.
– Да пошел он… Замучается пришибать. Я что, виноват, если для собачек несъедобным оказался?
Перед глазами опять всплыла мерзкая окровавленная пасть вожака, и желудок тут же скрутило.
– Но, но! Хватит тут мне! И так уборки прорва!
– Нюточку позови, она рада-радешенька будет.
Пинцет сразу стал серьезным, куда только девалась его бесшабашность?
– Так, все, хватит. Чай допил? Проваливай!
– Э-э, а кто меня подмыть-подкрасить обещал? Или… А! Ну, прости.
Хотя, за что простить, Виктор понятия не имел: раньше у Пинцета на имя Нюточки такой реакции не было.
– Снимай свою рванину, и не пищать.
Через полчаса Пинцет, злорадно усмехаясь, поднес Лазареву осколок зеркала.
– Любуйся!
– Ну ты и сволочь злопамятная! Весь запас зеленки на меня, что ли, извел? И как я теперь по платформе пойду?
– Ногами! Топай давай… Запашный, бля!
Глава пятая
Чудеса в решете
19–20 октября 2020 года. Станция метро Петроградская
«Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, – злобно ухмыльнувшись совершенно в лицо финдиректору, проговорил Варенуха»…
Все-таки здорово вот так лежать дома и бездельничать, да еще и пайку при этом получать. И вообще, все, что пожелаешь, и в любое время. Не, не от начальства, естественно.
– Витюш, разрешишь старику зайти?
Черт, вот некстати! Сейчас Люська придет, а тут этот.
– Так зашли уже, Роман Ильич.
– «Мастер и Маргарита». Читаем?
«Нет, на самокрутки рвем!»
– Я вот зачем к тебе. Ты, часом, не обиделся, что я тебя на карантин-то?
Ха, обиделся он! Хотя… На самом деле, поначалу неприятно было, словно не карантин, а домашний арест.
– Да ладно, нормально все.
– И хорошо. Понимаешь, больно уж вся история такая… Странная. Народ беспокоится, не понимает, спрашивает.
– И поэтому мы ждем полнолуния, посмотреть, а вдруг я шерстью покроюсь, так?
Виктор оскалил зубы, вытянул вперед руки с растопыренными пальцами и завыл, подражая волку.
– Не ерничай, Витюш. Шерстью – не шерстью, но времена неспокойные сейчас. Народ вон, что сверху приходит, ужастики какие-то рассказывает, твои собачки по сравнению с этим – милые песики. Двое погибли, парни молодые, сильные. А ты с ними тоже был, а живой из переделки вернулся. Получается что? Везунчик? – Ильич хохотнул. – Или действительно шерстью покрываешься, чтоб у них за своего сойти?
– Угу, мне тоже весело.
– Не, я ведь о чем? Ты как чувствуешь-то себя?
Как он себя чувствует? Замечательно он себя чувствует!
– Не дождетесь. А проблема в чем?
– Я и смотрю, от царапин и следа не осталось, а ведь смотреть на тебя страшно было – сплошное кровавое месиво. А и всего-то неделя прошла.
– Пинцет всю зеленку на меня вылил. Так в чем проблема-то?
