Сэр Жерар и барон Альбрехт потащили меня, едва передвигающего ноги, в сторону моих покоев. У самого конца зала я с усилием выпрямился и повернулся к залу, где все еще вяжут напавших на сюзерена, а граф Готар возвышается над ними грозный, как карающий языческий бог, и озирает всех безумными глазами.
На меня все смотрят круглыми глазами, я заставил губы раздвинуться в жестокой усмешке.
— Никакой паники, — проговорил я хриплым голосом. — Заговорщики промахнулись. Я этого ждал и был готов. Ваш лорд все так же у руля и крепко держит штурвал. Никакие происки темных сил оппозиции не заставят нас свернуть прогрессивные преобразования!
Сэр Жерар дышит чуть ли не в ухо, готовый подхватить в любой момент. Барон Альбрехт даже руки вытянул, словно незримо держит сюзерена в вертикальном состоянии.
— Ничего не изменилось, — сказал я громче. — А теперь я отправляюсь работать на благо Сен-Мари!
В мой кабинет вместе со мной вошел только сэр Жерар, а барон Альбрехт исчез перед дверью. Я еще слышал его холодный злой голос, похожий на удары стальной полосы по наковальне, пока переступал порог своей спальни, потом все как отрезало, я доковылял до кресла и сел в изнеможении.
Сэр Жерар крепко ухватил меня за плечо.
— Ваша светлость! Очнитесь. За доктором уже послали. Сейчас вам окажут помощь…
Я покачал головой.
— Я же сказал, заговорщики промахнулись…
— На вас нет кольчуги, — выкрикнул он.
— Но кто это видел? — спросил я. — А вам нужно бы иметь больше доверия к словам моей замечательной светлости и умности. Помогите снять этот жипон, на животе присохло, отрывать будет больно…
Он не решался притронуться, на лице недоверие, я должен испытывать ужасные муки, лучше уж так, пришлось раздеваться самому. Он только помогал и принимал окровавленные тряпки, а когда я снял рубашку, глаза округлились.
— Ваша светлость…
— Все в порядке, — успокоил я. — У них руки тряслись, не видите? Удар пришелся вскользь, чуть-чуть поцарапал кожу. Потому и кровь…
— А второй? — спросил он недоверчиво. — У него тоже руки дрожали? Это же был сам сэр Ховард! Несмотря на молодость, прекрасный турнирный боец…
— И что? — спросил я. — При виде моей августейшей персоны у кого угодно затрясется. И не только руки.
Он наконец решился потрогать вздутый сизый шрам на боку. В глазах появилось странное выражение.
— Это от сегодняшнего?
— Нет, старая рана, — заверил я. — До сих пор ноет на плохую погоду.
— А где тогда следы от сегодняшней?
Я прямо посмотрел ему в глаза.
— Сэр Жерар, мы же армландцы? Граф Ришар порекомендовал вас в секретари именно потому, что знаете: это можно сказать, а это нельзя… Вот следы, вот!.. И рана вот, видите?
Он посмотрел, сказал неуверенно:
— Да-да, ваша светлость, теперь вижу. Простите, не сразу заметил, слишком уж она… огромная. И даже зияющая, я бы сказал. Но что делать с доктором? Он уже за дверью.
— Я уже говорил, — повторил я, — заговорщики промахнулись. Зачем мне доктор?
— И-ии… и что с доктором…
— Так отправьте его обратно. Скажите, была ложная тревога, я цел и невредим. Сейчас моя замечательная светлость переоденется и вернется к гостям.
Он смотрел на меня очень серьезно.
— И что теперь?
— Уверен, — сказал я, — барон Альбрехт уже потащил заговорщиков куда надо, барон Эйц вот-вот явится с просьбой об отставке, а граф Готар ликует, что сразу же попал в нечто опасное и рискованное, как всегда, когда встречает меня… Но сейчас, дорогой сэр Жерар, подайте мне новый камзол. Надо в зал, а то там перепьются от радости, что узурпатор повергнут.
Он поморщился, но глаза серьезные, нехотя наклонил голову.
— Боюсь, что это… разумно. Пока весть об успехе заговора не распространилась, надо слухам крылышки оборвать.
Он подал жипон, я торопливо оделся, в боку покалывает, в животе все еще неприятное чувство, будто острый стальной клинок все еще там, но я через силу улыбнулся, выпрямил спину.
— Пойдемте, сэр Жерар. И не такое мрачное выражение лица, у нас же праздник!
В зале, где меня чуть было не убили, народу стало еще больше. Как понимаю, многие оставили пиршественные столы, жадно выспрашивают подробности.
При нашем появлении наступила звенящая тишина, кто-то пробормотал отчетливо: «Заговоренный он, что ли?» — затем начали кланяться, вперед поспешно выдвинулся герцог Фуланд.
— Ваша светлость, — проговорил он дрожащим от волнения голосом, — поздравляю с чудесным спасением!
— Мы все поздравляем, — сказал рядом с ним сэр Рюккерт.
Остальные начали заверять в своей неописуемой радости, как только увидели, что я цел и невредим.
— Это верно, — согласился я. — Господь все замечает! И уберегает верных и, главное, нужных ему людей. Как от соблазнов, так и от вражеских козней. Веселитесь, дорогие друзья!
В зале, где гремит пир, меня встретили громкими воплями восторга. Сэр Жерар хмурился, а мне эти гуляки, что даже не вылезли из-за столов, чтобы поинтересоваться, как там убивали их лорда, показались, напротив, более симпатичными. Вовсе не из-за равнодушия ко мне остались пировать, большинство просто уверены, что с их сюзереном ничего не случится, ведь столько прошли в Армландии, Сен-Мари и Гандерсгейме!
Я пару раз поднимался и вздымал кубок, показывая, что я да, ага, весьма, обло и озорно, как усе, все путем, гуляем ребята, завтра опять работа и всяческие труды…
Барон Альбрехт явился мрачный, тихонько подсел сзади, наклонился к уху и поинтересовался моим самочувствием, но чисто механически, раз жив, то не околею, даже обидно за такое бессердечие, зато сообщил тут же, что заговорщики живы и под надежной охраной в подвальной темнице. Сэр Ротвуд уже начал с помощью палача проводить дознание…
Я поморщился.
— Не слишком рано… палачу?
— Надо спешить, — заверил он, — пока сообщники не утютюкали. Барон Эйц рвется сложить с себя полномочия начальника охраны дворца. Я пока отсоветовал…
— А что он мог? — спросил я устало. — Его охрана не пропускает чужих и посторонних, но сэр Френк был своим при дворе. Да и остальные, как я понимаю, не через забор перелезли…
— Совершенно точно, — подтвердил он. — Все из весьма знатных семей. Им есть что терять.
— Я хочу сам с ними поговорить, — сказал я.
Он посмотрел на меня с вопросом в глазах.
— В самом деле сможете?
Я поднялся, кивнул сэру Жерару.
— Вы тоже с нами.
За столами почти не обратили внимания, что я опять покидаю застолье, уже в такой кондиции, что и себя не слышат, очень веселые и довольные, а мы вышли через боковую дверь, затем через несколько коридоров, и через четверть часа молчаливые часовые открывали перед нами металлические двери подземной темницы, а затем убирали перегораживающие дорогу решетки.
