НЬЮ-ЙОРК: Московушка!
1. Уж очень мне понравилось это новое для меня произношение Вашего имени. Автор сего мне не известен, какой-то юный ловелас, написавший, как это модно сейчас, на асфальте поздравление с д.р. вашей тёзке.
2. А вот по поводу еще той ягодки с рождения — полностью согласен, Вы — та еще клубничка. Меня зовут Данила. А вас, я уверен, Софья.
3. Желаю замечательно провести выходные, а также понедельник, в праздничной чадре.
Эх, хоть бы одним глазком взглянуть на это восхитительное зрелище. Вы — в праздничной чадре.
МОСКВА: Уже и не чаяла получить на ночь глядя положенную порцию витамина «Д». Очень приятно.
1. Милота-та какая! Московушка!!! Повезло тезке. Ловелас с фантазией попался. Но как вы узнали, что Софья?
2. Я же говорю: учителя были «ого-го», да и с кукольной внешностью выбирать не приходится: либо в любовницы, либо уметь держать пионерское расстояние, периодически вкл. «дуру» и быть еще той ягодкой. Вооружена и очень опасна.
3. Из п. 2 вытекает, что я не посещаю разного рода празднества, дабы избежать проблем на работе и вообще с ГД.
Под праздничной чадрой имелся в виду неброский наряд — ботинки, джинсы, свитер, пиджак. Но Данила!!! Для Вас исключительно и персонально для Вашего беспорочного взора могу прихватить из дома пододеяльник на Ваш выбор:
а) розовый в «огурцах»
б) красный в «хохломе»
в) в клеточку с Молнией МакКвином
г) голубой с «котятками»
д) привезете свой.
4. А почему же одним, Данечка?! Я, конечно, могу мягко послать в нужном направлении, но чтоб глаз выбивать — такого я себе еще не позволяла.
И Вам хороших выходных, и одевайтесь потеплее, а то я как-то расклеиваться начинаю, и все из-за обманчивой погоды и легкой формы одежды дамы тяжелого поведения.
НЬЮ-ЙОРК: Вы забываете, что я из разведки. На самом деле, все просто, как четыре копейки, хватило рассказа про Софью Ковалевскую.
МОСКВА: Вот как. А вы внимательный. Люблю внимательных мужчин. Точнее, хочу любить, но все еще не встретила, а пора бы, а нужно бы. Хотя я никогда не знаю, что мне нужно.
НЬЮ-ЙОРК: Ты знаешь, что тебе нужно?
МОСКВА: Нет.
НЬЮ-ЙОРК: Тебе нужен тот, кто знает.
МОСКВА: Теперь точно не усну. Слишком передоз витамина «Данила».
НЬЮ-ЙОРК: MOSKOW never sleeps. Тем более у меня все еще день.
29 СЕНТЯБРЯ
МОСКВА: Данила! Добрый день. Хотя вру. Спать хочется.
НЬЮ-ЙОРК: Ваша правда. Погода такая серая, что все время хочется спать, с тобой, на ярких простынях.
МОСКВА: Ого, Даня, вот чего не хватало, чтобы проснуться. Предложения.
МОСКВА: Добрый вечер, Данила. Чувствую, Даня вам не очень нравится. Подняли меня, мое настроение, потом замолчали на целый день. Видимо, дела.
На чем я остановилась, умеете Вы настроение поднять, прям волшебник — я же в 18 думала — вырвусь из отчего дома, остригу русу косу и покрашусь в какой-нить кислотный цвет, одевалась я в самом деле «по-попугайски» — знакомые ласково называли Радужкой, но до волос руки не дошли, думаю, все впереди — в 60 буду с внуками на одной волне — обстригусь, волосы в рыжий цвет покрашу, татуху набью себе, открою магазинчик для души с вещицами ручной работы или в библиотекари пойду работать.
НЬЮ-ЙОРК: Класс! А волосы желательно покрасить в фиолетовый цвет и… — в библиотекари. Я тоже в универе был «законодателем» мод. Я тогда еще в Москве жил. На волне моды на СССР, Ленина, перестройки и т. д. В общем, имидж у меня был такой: джинсы, дядькино пальто с приколотым на лацкан значком Ленина и кепка с околышком и лакированным козырьком. А в околышке — звезда горит. То бишь солдатскую звездочку вмонтировал. Несколько раз в метро в те годы встречал последователей такого наряда. А всё от отсутствия денег, возможности купить что-то и естественного желания выпендриться. В руках обязательно затертый пакет с «Аббой» или «Бони ЭМ». Пакеты никто не выбрасывал, они долго ходили по рукам. Их затаскивали до дыр, а потом еще можно было загнать за какие-то деньги. И ушитые в обтяжку штаны. Благо дома у мамы была швейная машинка, такая с педалями, я руку набил и всех своих дружбанов обшивал, кому лейбл фирменный, кому ушить.
МОСКВА: Отсутствие денег и желание выпендрица пробуждало смекалку и фантазию!!! Вы представляете — во всей Москве вас было трое!!! И у Вас были джинсы!!!
Пыталась сопоставить, в чем я ходила в те годы… счастливое детство было!!! Козы, бычок Мишка, собака Черныш, и, может, я и донашивала вещи за братом, но была счастлива, гоняла с пацанами в футбол, бегала босиком по снегу, а знаете, какой вкусный чай из только что собранных луговых трав, заваренный в котелке на костре, и хлеб с салом!..
МОСКВА: Упс!!! Отправила случайно, и мысль не закончила, и орфографию не проверила… стыдно… читать читаю, но правописание мое это не улучшает.
НЬЮ-ЙОРК: «Oops! I did it again!»
Сонечка! Не переживайте, не ошибается тот, кто ничего не пишет. Ошибаясь, мы приобретаем опыт, дорого, конечно, но зато сразу в собственность и с правом наследования.
У Вас, видимо, как у того Ленина со значка, словам тесно, а мыслям просторно. Хочется побыстрей выразить нахлынувшие мысли.
Вы даже не представляете себе, как приятно прийти домой, отрезать арбуза и погрузиться в наслаждение от чтения Вашего творчества.
Вот уже и на меня нахлынули воспоминания. Батон белого хлеба, слой масла и варенье или мёд, вот оно — пирожное, вот она — вкуснотища! А суп из пакета, сваренный в котелке с пацанами на рыбалке…
3 °CЕНТЯБРЯ
МОСКВА: Доброе утро, Данила!
СЧАСТЛИВЫЕ мы с вами люди, КАКОЕ ДЕТСТВО!!!
Арбуз!!! Это ещё более раннее детство и ещё более счастливое — Узбекистан — город Самарканд — ул. Ленина — дом не помню; военный городок в два дома; во дворе айва, которую мы съедали ещё зеленой; самса по 1 рублю с пылу с жару; арбуз с лепёшкой у отца в мастерской…
НЬЮ-ЙОРК: Перестань, Софа. Щас расплачусь, как тот грузинский еврей из «Мимино», прямо в трубку.
Арбузы!! По выходным мы с пацанами ходили подработать на рынок. Туда приезжали фуры с арбузами из Узбекистана и Астрахани. Сладкие, как мёд. Мы их разгружали. Заработаем что-то, еще и арбузов прихватим. Праздник! Дармовые — они еще слаще.
МОСКВА: В детстве, наверное, всегда так — деревья выше, помыслы чище, ощущаешь всё более остро и живее; больно — значит, плачешь, смешно — смеёшься, обидели тебя или друга — дерёшься, и плевать, что скажут окружающие, и нет страха, страха того, что тебя предадут.
