Пушистый ворс ковра приятно щекотал мои босые ступни, когда я подошла к Тегрею. В свою очередь протянула к огню руки.
– Горячее вино, господин, – прошелестел голос слуги, внесшего в гостиную тяжелый поднос с графином и двумя бокалами, от которых поднимался пар. Поставил его на невысокий стол, стоявший между двумя креслами.
– Принеси еще носки шерстяные, – потребовал Тегрей. – Да поскорее.
Слуга, не выказав ни малейшего удивления, тут же вышел.
– Садись, – продолжил распоряжаться Тегрей.
В его голосе прозвучали такие непреклонные стальные нотки, что я не осмелилась спорить. Робко присела на самый краешек ближайшего кресла, а через мгновение подскочила чуть ли не до потолка, когда Тегрей, ни капли не смущаясь, опустился подле моих ног прямо на ковер. Его теплые сильные пальцы принялись бережно разминать мои совершенно окоченевшие ступни.
– Не дергайся, – посоветовал он мне, глянув снизу вверх. – Я тебя не укушу.
Я прикусила губу, удерживая себя от вздоха наслаждения. Никогда бы не подумала, что от простого массажа можно получить столько удовольствия. При этом Тегрей не делал ни малейшей попытки поднять руки выше, занявшись уже моими щиколотками и лодыжками. И постепенно я успокоилась.
Спустя пару минут вернулся слуга. На его бесстрастном лице не дрогнуло ни одного мускула, как будто его господин постоянно проводил вечера, разминая ноги незнакомым девицам.
– Так-то лучше, – довольно заключил Тегрей, натянув на меня носки. – А теперь – вино!
Поднялся и чуть ли не насильно втиснул с мою руку горячий бокал.
– Залпом, – добавил он, заметив, как я украдкой принюхиваюсь к напитку, силясь определить его крепость. Я еще не забыла, как герцог подсунул мне бренди, который обжег мне горло.
Я чуть не закашлялась, сделав первый глоток. Все-таки мои опасения подтвердились, и помимо вина здесь плескалось и еще какое-то спиртное. Но мужественно допила бокал до дна. В блаженстве замерла, почувствовав, как растворяются в теле последние колкие остатки холода, а вместо них приходит тепло.
Тегрей последовал моему примеру. Затем тут же налил нам еще.
– Я никому не рассказала про то, что ты убил Амьена, – на одном дыхании выпалила я, хотя Тегрей и не подумал спрашивать меня об этом.
Так, на всякий случай. Пусть он знает, что я выполнила его просьбу.
– Я знаю, – сказал он. – Милая моя Альберта, я прекрасно знаю, что ты держала язык за зубами. И это очень хорошо. По крайней мере, доказывает, что ты не глупая трещотка.
Если честно, я почувствовала себя польщенной словами герцога. Стоит отдать ему должное, он умел хвалить так, что в душе разливалось теплое чувство благодарности.
– Итак, – проговорил Тегрей, вальяжно развалившись в кресле напротив, подняв фужер к глазам и рассматривая меня через переливы алого. – Неужели Томасу хватило ума расторгнуть помолвку? Не ожидал от него такого благоразумия, если честно. Видимо, он действительно очень хорошо относится к тебе.
– Благоразумия? – со скепсисом переспросила я. – Томас хорошо ко мне относится?
И мой голос, как я ни старалась сдержать чувств, вновь тоненько задрожал от обиды.
– Альберта, я понимаю, что ты злишься, – с усмешкой сказал Тегрей. – Какой же девушке приятно, когда ее отвергают? Но попробуй отбросить эмоции и размыслить здраво. Томас – чрезвычайно тяжелый в общении человек. Надеюсь, с этим ты спорить не будешь. Верно?
Я неохотно кивнула. А смысл отрицать очевидное?
– Понятия не имею, как его терпит этот Велдон, – продолжил Тегрей. – Но здоровяку проще. По крайней мере, он всегда может хорошенько врезать Томасу. А ты слишком хорошо воспитана для подобного. Кстати, в этом твоя основная проблема заключается.
– С каких пор хорошее воспитание стало проблемой? – все-таки не удержалась я от нового вопроса.
– Оно становится таковым с тех самых пор, когда начинает мешать отстаивать собственные интересы, – сказал Тегрей. – Вспомнить хотя бы закончившееся расследование… Да-да, и не надо так хмуриться. Вижу, что ты уже поняла, куда я клоню. Как бы поступила та же Джессика, если бы я начал требовать у Томаса поцеловать ее? Ну или приказал бы раздеваться, как в том борделе? Неужели бы вжималась в кресло и тихонько краснела, умирая от смущения, как ты? Нет, моя драгоценная Альберта. Джессика знала себе цену. Сначала она бы влепила пощечину мне. А потом бы располосовала Томасу лицо. И плевать ей было бы на мое происхождение и великую цель, стоявшую перед нами. Если бы она согласилась на подобное – то только после долгих уговоров и обещания хороших отступных. А ты даже не заикнулась о том, что, по-хорошему, вообще-то надо как-нибудь компенсировать тебе все неприятности, выпавшие на твою долю в ходе расследования. Более того, я уверен, даже не задумалась об этом.
– Задумалась, – возразила я. – Но…
Замолчала, не в силах сформулировать мысль.
– Но тебе было стыдно первой начать об этом разговор, – догадливо завершил за меня Тегрей. – Ты надеялась, что король пришлет тебе приглашение и самолично признает все твои заслуги. Но когда этого не произошло, ты тут же смиренно поджала лапки и решила – ну ладно, обойдусь как-нибудь.
Я опустила глаза, покрепче сжав бокал. Тегрей говорил серьезно, без своей обычной язвительности. Но от этого почему-то было еще более не по себе. Как будто меня распекает строгий родитель, заставший на месте шалости.
– И вот опять ты делаешь так же, – спокойно произнес Тегрей. – Тебе не нравятся мои слова. Но вместо того, чтобы рявкнуть на меня и посоветовать не лезть не в свое дело – ты растерянно хлопаешь ресницами и покорно ждешь, когда я закончу.
– Как будто ты послушаешься, если я так скажу, – буркнула я.
– Ох, Альберта, Альберта! – Тегрей укоризненно зацокал языком. – Робкий маленький мышонок. Мне придется весьма потрудиться, чтобы разбудить твой нрав. Но да ладно. Чем тяжелее задача – тем слаще победа.
Я удивленно вскинула на герцога взгляд. О чем это он говорит? Как именно он собрался будить мой нрав?
– Вернемся к нашим баранам, – проговорил он, вновь слабо улыбнувшись. – То бишь, к Томасу. Итак, характер у него скверный. Он постоянно срывается на окружающих, и больше всего достается тем, кто волею судьбы вынужден чаще всего с ним разговаривать. А как мы только что выяснили, ты ему отпор дать не можешь, даже если он переходит всяческие рамки приличий. – Неожиданно сказал, прежде отхлебнув вина: – Вообще, стоит сказать, твоя связь с женатым мужчиной сослужила тебе чрезвычайно дурную службу.
– Это уж точно, – глухо согласилась я, привычно ощутив укол стыда при воспоминании о моей ошибке.
– Сослужила дурную службу в том плане, что теперь ты упоенно занимаешься самобичеванием по поводу и без оного, – добавил Тегрей. – Есть люди, которым нравится страдать. Которые малейшую неприятность способны раздуть до размеров вселенского горя, а уж если допустят ошибку – то потом долгие годы будут самозабвенно истязать себя раскаянием. Увы, по всей видимости, ты относишься к числу таковых. Ну переспала ты с каким-то идиотом, который немедля помчался хвастаться об этом таким же идиотам дружкам. И что?
