Синдху и Нарайян все еще шептались.
– Идем, – сказала я и вернулась к границе освещенного кострами круга.
Кроме стража, поблизости никого. Пора проверить заклинание.
Я пошла прямо на часового.
Нарайян и Синдху выругались и попытались окликнуть меня. Я жестом велела им умолкнуть. Стражник меня не увидит.
Он и не увидел.
Сердце билось часто-часто, как в тот день, когда я вызывала коней. Я поманила Нарайяна и Синдху, а когда они подошли, объяснила, что нельзя попадать под прямой взгляд часового. Потом он может вспомнить тех, кого видел отчетливо. А допросу его подвергнут непременно.
Нарайян и Синдху юркнули мимо стража, как крысы, им не верилось, что они невидимы. Они отчаянно хотели узнать, что и как я проделала. Наверняка и сами были бы не прочь научиться этому трюку. Но не рискнули сказать ни слова.
Я чуть отодвинула полог шатра и не увидела никого. Внутреннее пространство было разделено занавесями. Я проскользнула в ту часть, где, по всей видимости, Джа проводил совещания. Достаточно просторная, она была великолепно обставлена – лишнее доказательство того, что он ценил собственный комфорт выше благополучия своих солдат и безопасности родины.
Еще ребенком я усвоила одну истину: уважение и преданность подчиненных достается тому, кто разделяет с ними все трудности.
Нарайян, чьи глаза все еще были круглы от удивления, указал мне на опочивальню, о которой узнал от своих шпионов. Я кивнула. Уже очень поздно, Джа наверняка спит. Кинжалом я отодвинула занавеску, а Нарайян и Синдху достали свои румелы.
Я знала, что мои движения бесшумны, и была уверена в спутниках. Но когда мы вошли, Джа вскочил со своих подушек и вклинился между Нарайяном и Синдху, расшвыряв их в разные стороны. Затем он бросился на меня. В спальне горела лампа, так что он не мог не узнать нас.
Какой же он неисправимый идиот, этот Джахамарадж Джа! Даже не закричал. Всего лишь попытался улизнуть.
Моя рука кинулась к шафрановому треугольнику на поясе, затем взметнулась. Словно живая змея, румел обвил шею Джа. Я схватила свободный конец и туго затянула петлю, обмотав тканью запястья и ни на миг не выпустив ее из рук.
Будь я одна, мне бы ничто не помогло – ни удача, ни навыки, ни судьба. Джа обладал огромной силой, он вполне мог вытащить меня наружу или стряхнуть. Но Нарайян и Синдху вцепились в него и повалили. Схватку решила бычья сила Синдху, а Нарайян помогал ему заломить жрецу руки.
Я же упиралась коленями в спину Джа, напрягала все силы, не давая ему глотнуть воздуха.
Чтобы удавить человека, нужно время. Движения опытного душителя столь быстры, что у жертвы ломается шея и смерть наступает почти мгновенно. Я еще не настолько хорошо разработала запястья. Поэтому Джа мучился долго. У меня затекли плечи и руки, прежде чем он дернулся в последний раз.
Нарайян помог мне встать и отвел в сторону. Я дрожала от напряжения, ощущая блаженство сродни оргазму. Мне еще не случалось убивать без помощи стали или колдовства.
Нарайян усмехнулся – ему это чувство было знакомо. И он, и Синдху держались с неестественным спокойствием. Синдху прислушивался, пытаясь определить, не встревожился ли лагерь. Мне казалось, мы здорово шумели, особенно когда боролись, но, судя по всему, волновалась я напрасно. Никому не было до нас дела.
Синдху пробормотал какое-то заклинание. Нарайян на минуту задумался, затем посмотрел на меня и снова ухмыльнулся. Кивнул.
Синдху на четвереньках ползал среди беспорядка, который мы устроили в шатре Джа. Очистив небольшое пространство, он еще раз осмотрел все вокруг. Пока я наблюдала и гадала, что затеял Синдху, Нарайян извлек из-под полы темного плаща, надетого специально для этой операции, незнакомого вида инструмент – что-то среднее между молотком и кайлом. Весила штуковина фунта два, а то и больше, – похоже, она была отлита из сплава золота с серебром. В рукоятку из черного дерева, отделанную слоновой костью, были вкраплены рубины; отражая свет лампы, они сверкали, словно капли свежей крови.
Тихо и неритмично Нарайян постукивал острым концом по земле.
Конечно же, это был не молоток и не кайло. Уж я-то могу отличить предмет культа от орудия труда, даже если вижу его впервые.
Оловянной миской Синдху пересыпáл взрыхленную Нарайяном землю на перевернутый ковер, стараясь не уронить мимо ни крупинки. Я не могла взять в толк, что у этих двоих на уме. А они были слишком заняты, чтобы тратить время на объяснения. И все время напевали нечто вроде литании. Что-то о пророчествах и посулах ворон, о Дщери Ночи, еще о каких-то людях – или нелюдях.
Мне оставалось только наблюдать.
Время шло. Я встревожилась, когда снаружи менялась охрана. Но стражники лишь перекинулись парой слов, и вновь прибывшие не заглянули в шатер. Услышав глухой удар и хруст, я повернулась посмотреть, чем заняты мои товарищи.
Они вырыли яму. Почти три фута в глубину и не очень широкую. Для чего – я не могла понять.
Они показали.
Повертев перед моими глазами своим инструментом, Нарайян стал дробить обухом кости Джа. Точь-в-точь как тогда в ложбинке делал это камнем Рам с телом убитого мной воина.
– В последний раз я этим занимался довольно давно, но навыка не утратил, – прошептал Нарайян.
Поразительно, в какой маленький сверток можно уместить тело огромного человека, если раздробить ему суставы.
Они вспороли Джа живот, а затем уложили труп в яму. Напоследок Нарайян проломил кайлом череп и вытер свой инструмент. Мужчины закидали мертвеца землей и хорошенько ее утрамбовали. Через полчаса не осталось никаких следов.
Помощники уложили ковры на место, собрали оставшуюся землю в узелок и в первый раз за все это время взглянули на меня. Мой безмятежный вид их удивил – они рассчитывали увидеть ярость или отвращение. Какое-нибудь проявление женской слабости.
– Мне не в диковинку изуродованные трупы.
Нарайян кивнул. Похоже, он был доволен. Трудно сказать.
– Нам еще нужно выбраться отсюда.
По-прежнему снаружи горели костры, часовые стояли на своих местах. Если мое заклинание опять сработает, мы уйдем незамеченными.
По дороге к нашему лагерю Нарайян и Синдху разбросали вынесенную из шатра землю.
– Ты хорошо поработала румелом, Госпожа, – похвалил вдруг Нарайян и добавил что-то еще речитативом, обращаясь к Синдху.
Тот нехотя кивнул.
– Зачем вы его закопали? – спросила я. – Ведь никто не узнает, что с ним произошло. А я хотела преподать наглядный урок.
– Не спрячь мы его, все сразу поняли бы, кто виновен в его смерти. Косвенные намеки гораздо страшнее, чем факты. Будет лучше, если обвинения в твой адрес ограничатся сплетнями.
Может, они и правы.
