Лебедь издал хриплый вопрошающий возглас.
– Надо сжечь Тенекрута и развеять пепел, – объяснила я. – Лишь тогда мы будем уверены в его смерти. Даже из этой каши колдун способен возродиться с помощью кого-нибудь вроде Длиннотени.
Лебедя вырвало. К телесному недомоганию прибавились муки совести: он же не внес никакого вклада в нашу победу.
Я подхватила голову Тенекрута. Проходя мимо Лебедя, подмигнула ему и пожала руку, чтобы не слишком переживал.
Над горизонтом светилась макушка луны – как будто там вставало огромное оранжевое чудище. Полнолуние уже завтра. Я дала знак поторапливаться.
Мы прошли полпути к границе лагеря, как вдруг тишину растерзал ужасающий рев. Что-то промелькнуло на лике луны. Еще один вопль огласил ночь. В нем была слышна смертная мука.
Рам толкнул меня:
– Надо бежать, Госпожа. Надо бежать.
Вокруг нас, встревоженные шумом, поднимались воины Хозяев Теней.
57
Подойдя к городским казармам, Костоправ взглянул на луну. И четырех часов не прошло, а уже весь Таглиос знает, что Хозяева Теней покушались на жизнь князя. Город охвачен негодованием.
А еще всем теперь известно, что Освободитель жив, что он лишь инсценировал свою гибель, дабы обмануть врагов и спровоцировать их на роковую ошибку. Военный городок осаждают толпы добровольцев, готовых ураганом пройтись по Тенеземью и не оставить там ни одной живой былинки.
Этот энтузиазм ненадолго. С необученной и плохо вооруженной ордой много не навоюешь.
И тем не менее Костоправ велел добровольцам собраться у крепости, строительство которой было начато Госпожой. Так будет лучше для них самих. Костоправ понимал, что сейчас они не слышат голоса разума, и сказал то, что им хотелось услышать, а затем отошел в сторону.
Прежде чем они доберутся до Годжи, большинство остынет. Сейчас их обуревает ярость, но жажда мести – не тот ресурс, что необходим для военной кампании против Хозяев Теней.
Костоправа сопровождал Прабриндра. Князь и сам был возмущен, но ему гнев не застилал глаза.
Исполнив свой долг перед теми, кто почитал его чуть ли не как божество, Костоправ разыскал лошадей, которые были запряжены в карету. Пока их готовили, он бегал по казармам, добывая снаряжение и продовольствие. Никто ни о чем не спрашивал. Добровольцы глазели на него как на привидение.
Он извлек из тайника лук и колчан с черными стрелами. Душелов привезла их из Дежагора вместе с его доспехами.
– Я получил их в подарок давным-давно, еще когда был простым лекарем, – объяснил он князю. – Они сослужили мне хорошую службу, и я решил приберечь их для особого случая. Похоже, этот случай настал.
Через час оба покинули город. Князь высказал сомнение, что правильно поступил, не послушавшись сестру – та убеждала не якшаться с Костоправом. Выслушав его, Костоправ проворчал:
– Еще не поздно повернуть назад, потом не будет времени на колебания. Но прежде ты это сделаешь, скажи, куда Госпожа отправила своих лучников.
– Каких лучников?
– Тех, что расстреляли жрецов. Я ее знаю, она бы их при себе не оставила. Наверняка отослала подальше.
– В Ведна-Боту, охранять брод.
– Тогда нам… мне, если ты возвращаешься, нужно туда.
– Я с тобой.
58
Мы никак не могли выбраться из лагеря Тенекрута. Настоящая западня.
Что же предпринять?
– Стань Киной. – Огромный, заботливый, медлительный Рам, оказывается, соображал куда быстрей меня.
Значит, и в этот раз надо создать иллюзию, хотя и посложнее ведьминых огней на латах.
Через минуту мы оба преобразились. Тем временем тенеземцы окружили нас плотным кольцом, хоть и не выказывали азарта охотников, затравивших беспомощную дичь.
Я высоко подняла голову Тенекрута. Ее узнали. Усилив волшебством голос, я объявила:
– Тенекрут мертв. Вы мне не нужны, но если хотите, можете присоединиться к нему.
Тут Лебедя осенило, и он взревел:
– На колени, свиньи! На колени перед своей повелительницей!
Воины молча смотрели на него. Выше всех почти на фут, белый как снег, с гривой золотистых волос – сущий демон в человеческом обличье. Затем они перевели взгляд на Ножа, тоже обладавшего весьма экзотической внешностью. Потом на меня и на голову Тенекрута.
– На колени перед Дщерью Ночи! – приказал Рам.
Он стоял так близко, что я чувствовала его дрожь. Парень был до смерти перепуган.
– Среди нас Дитя Кины! Молите о пощаде! – Лебедь схватил ближайшего и заставил опуститься на колени.
До сих пор не понимаю, почему тенеземцы поверили в наш блеф. Но один за другим они падали на колени. Нарайян и рукохваты запели молитву из обиходных – я такие слышала во время обрядов Гунни и Шадара. Отличались только рефрены: «Смилуйся, Кина», «Благословенна будь твоя дочь, истово любящая тебя», а еще «Прииди ко мне, Мать Ночи, пока кровь еще теплится в моем языке».
– Пойте! – вопил Лебедь. – Пойте, мерзавцы!
Он был в ударе. Носился среди воинов, заставлял упрямцев падать на колени и молиться. В его действиях начисто отсутствовала логика. Человек в здравом уме вряд ли посмеет так грубо обращаться с врагами, имеющими тысячекратное численное превосходство. Но мысль о том, что нас можно запросто порвать в клочья, даже не пришла им в голову.
– Какие же мы все придурки, – с удивлением заметил Нож. – Но надо дожимать, иначе они очухаются.
– Воды мне, и побольше.
Держа над собой голову Тенекрута, я потребовала тишины:
– Дьявол мертв! Хозяин Теней повержен. Богиня дарует вам свою милость, хоть вы, а прежде ваши отцы, деды и прадеды и отворачивались от нее, отвергали ее и хулили. Но теперь вашим сердцам открылась истина. Кина благословляет вас. – Еще одно усилие, и моя голова облилась пламенем. – Теперь вы свободны, но не бывает бесплатных даров.
Нож принес мех с водой.
– И кубок, – прошептала я. – Воду пока припрячь.
Я продолжала нагнетать истерию – так проще, чем взывать к голосу разума. Тенеземцы были морально истощены и запуганы, они ненавидели Хозяев Теней. Нарайян затянул новую молитву. Нож принес кубок из шатра Тенекрута. Я колдовала. Это были сложные чары, но и на сей раз мне, вопреки ожиданиям, сопутствовал успех.
Я знала, что в кубке вода. Пригубила – вода.
– Пью кровь моего врага.
И для тенеземцев эта вода выглядела как самая настоящая кровь, когда Нарайян с помощниками стали мазать ею им лбы. Вдобавок я позаботилась о том, чтобы пятна стали несмываемыми. Теперь мои пленники на всю жизнь мечены кровью.
