А что можно сделать, когда сбывается давнее пророчество?
Мне не приходилось встречать жреца, который бы искренне надеялся на своем веку лицезреть чудо. Для этой публики чудеса как вино – чем старее, тем лучше.
Жрецы решили сократить ритуал и перейти непосредственно к празднованию. Это означало, что претенденты сделаются посвященными, миновав стадию испытания Киной. А еще это означало, что больше не будет человеческих жертв. Сама о том не ведая, я спасла жизнь двадцати пленникам обманников, которых собирались в эту ночь подвергнуть пыткам и умертвить. Жрецы их освободят, чтобы мир узнал о реальном существовании душил и о появлении их мессии. И те, кто не поторопится прийти к Кине, будут уничтожены в Год Черепов.
Славная компашка, сказал бы Костоправ.
Нарайян отвел меня к нашему костру, приказав Раму гнать без разговоров всякого, кто сунется. Он рассыпался в извинениях по поводу того, что не подготовил меня лучше, и посидел рядом, глядя на огонь.
– Так он наступил? – спросила я через некоторое время.
Он понял.
– Да, наступил. Он наконец реален. Никаких сомнений.
Я помолчала, не мешая ему думать, затем спросила:
– Что они сделали с идолом, Нарайян?
– Ты о чем?
– Как удалось привести его в движение в темноте?
Он пожал плечами, взглянул на меня, усмехнулся и сказал:
– Не знаю. Раньше такого не случалось. Я видел не меньше двадцати посвящений, и всякий раз одного претендента приносили в жертву. Но идол не двигался.
Я растерялась. Помолчав, спросила:
– Ты ничего не почувствовал тогда? Не показалось, что там есть кто-то еще?
– Да. – Он дрожал, хотя ночь не была холодной. – Попытайся уснуть, Госпожа. С рассветом нужно отправиться в путь. Я хочу показать тебя лекарю.
Я легла. Очень не хотелось попасть в страну кошмаров, но я была слишком истощена – и физически, и эмоционально. Последнее, что увидела, это Нарайяна, сидящего на корточках и глядящего на огонь.
Тут есть над чем подумать, Нарайян. Пищи для размышлений предостаточно.
В ту ночь я не видела снов. Но утром меня рвало, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи.
66
Бес покинул рощу. Женщину он нашел без особого труда, разве что времени потратил больше, чем рассчитывал. Теперь – мужчина.
Но мужчина как в воду канул. Жабомордый с ног сбился – и не обнаружил ни единого следа.
В Таглиосе Костоправа нет. По логике, он должен искать свою возлюбленную. А поскольку не знает, где она сейчас, то вынужден направиться к месту ее последней стоянки.
Но у брода его не оказалось. И ничто не говорило о том, что он побывал в Годже. Следовательно, не побывал. Иначе бы о нем все еще говорили, как до сих пор обсуждают его появление в Таглиосе.
Костоправа нет. Но к броду от города шло целое войско. Женщина едва не встретилась с ним, следуя на север. Хорошо, что они разминулись, но как скрыть, что Костоправ жив? В конце концов до нее дойдет эта новость.
В любом случае его главная задача – не допустить их встречи.
Может, Костоправ шел в рядах армии? Вряд ли. Разговоры солдат навели бы беса на след.
Жабомордый возобновил поиск. Если Костоправ не пересек реку у Годжи и его не было в войске, значит он перейдет Майн в другом месте. Тайком.
Ведна-Бота – последнее место, куда заглянул Жабомордый. Последнее – потому что самое неудобное для переправы. Он не рассчитывал кого-нибудь найти. И не нашел, но это-то и вызвало подозрения. По слухам, тут должен был стоять отряд лучников.
Бес отправился по следу этих лучников, и тот, кого он искал, оказался среди них.
Нужно принимать решение. Донести хозяйке? Это займет время, ведь ее еще нужно найти. Действовать по собственному усмотрению?
Жабомордый выбрал второе. Вот-вот начнется сезон дождей, он может сыграть на руку. Если между Костоправом и женщиной разольется река, им не сойтись.
Глубокой безлунной ночью у Годжи рухнул недостроенный мост. Большую часть леса унесло течением. Строители так и не смогли выяснить, в чем их ошибка. Лишь одно было ясно: в этом году восстановить мост не удастся.
Таглиосским войскам, не успевшим перейти реку до половодья, придется провести в Тенеземье полгода.
Довольный результатом, бес отправился на поиски своей хозяйки.
67
Завидев главный лагерь таглиосцев, лучники остановились.
– Теперь мы в безопасности, – сказал князю Костоправ. – Давай войдем, как нам подобает.
Двое суток назад в сорока милях к северу их обнаружили всадники и со вчерашнего дня регулярно навещали. Лучники держали язык за зубами. В одном из разъездов был Плетеный Лебедь. Он не узнал ни князя, ни Костоправа.
Костоправ убедил командира добыть лошадей, так как у лучников были только мулы – для перевозки крупной поклажи, которую на себе далеко не утащишь. Через час пригнали двух жеребцов под седлом.
Прабриндра облачился в княжеский наряд, а Костоправ надел мундир командарма, сохранившийся с тех времен, когда он был героем Таглиоса. Эту, как он выражался, рабочую одежду он не взял с собой, отправляясь на юг в первый раз.
Он извлек из клади и привязал к древку знамя Отряда.
– Я готов. А ты?
– А я всегда готов. – Этот поход дался Прабриндре Дра нелегко, но он держался стойко, и воины это оценили.
Оседлав лошадей, Костоправ и князь повели лучников к лагерю. Появились первые вороны. Завидев их, Костоправ рассмеялся:
– Вороне – камень! Так говаривали жители Берилла, где служил Отряд. Я тогда не понимал, чем им не угодили птицы, но теперь мне это присловье кажется чертовски правильным.
Князь, хмыкнув, согласился, затем стал отвечать на приветствия воинов – в лагере появление гостей было воспринято как чудо.
Костоправ заметил знакомые лица: Нож, Лебедь, Мэзер… Черт! Это не Мурген ли?! Точно, Мурген! Но того лица, которое он жадно высматривал, здесь нет.
Мурген бросился к Костоправу. Тот слез с лошади и сказал:
– Это я. Правда, я.
– Но я же видел, как ты погиб!
– Ты видел, как в меня попала стрела. Но когда ты уезжал, я еще дышал.
– Вот оно что… Но на тебе живого места…
– Это долгая история. Вот сядем, и разговоров хватит на всю ночь. И напьемся в хлам, если, конечно, найдется выпивка. – Он посмотрел на Лебедя: где Лебедь, там и пиво.
– Держи. Ты его оставил, отправляясь играть роль Вдоводела. – Костоправ протянул Мургену знамя.
Юноша взял его с такой осторожностью, словно опасался, что оно обернется змеей и цапнет. Но потом погладил его и сказал:
