– Мне разок пришлось. Ножом по горлу. Это не так, как ты себе представляешь. Кровища во все стороны, звуки жуткие… И загибается парень не сказать что быстро. Все добраться до тебя норовит. До сих пор снится, как он лапы тянет, хочет утащить меня на тот свет.
Взглянув на него, Талли поморщился:
– Ну, так в следующий раз сделай это как-нибудь иначе.
3
Когда выдавалась достаточно светлая ночь, с северной опушки Великого леса появлялась тварь. Беззвучная, как тень, даром что хромая, она пробиралась в Курганье, в край, запретный для живых. Там стоял вечный смрад. В мелких могилах гнили бесчисленные трупы.
Ковыляя, тварь огибала неистлевшую тушу дракона и усаживалась на ляжки в яме, которую рыла одной лапой, ночь за ночью, с превеликим терпением. Трудясь, она часто оглядывалась на запад, где в нескольких сотнях ярдов виднелись развалины города и гарнизонных построек.
Войскам этого гарнизона вменялось в обязанности не пускать в Курганье злонамеренные личности и примечать малейшее шевеление погребенного древнего зла. Но после той грандиозной битвы, в которой была покалечена тварь, погиб дракон и подвергся опустошению город, необходимость в вооруженной охране отпала.
Вот только никому из начальства не пришло в голову поставить перед уцелевшими стражниками новые задачи. Кое-кто из военных так и остался в Курганье, не зная, куда податься и чем заняться.
Для зверя эти люди были заклятыми врагами.
Не будь он увечен, их близкое присутствие нисколько бы его не тревожило. Из схватки с любым отрядом он бы вышел победителем. Но перебитая лапа и десяток незалеченных ран резко снизили шансы, и нынче тварь не угналась бы за обнаружившим ее солдатом, не помешала бы ему добраться до лагеря и отправить хозяевам весть птичьей почтой.
Эти хозяева необычайно жестоки и опасны, и уж от них-то зверь точно не ушел бы живым, даже будь он здоров и полон сил.
Тот же, кому служил зверь, не мог его защитить. Тело господина разрубили и сожгли, в череп ему вбили серебряный клин – и в эту ловушку угодила его душа.
Тварь носила собачий облик, а что до ее величины, та произвольно менялась. Уж такова была магическая натура этого существа, позволявшая представать хоть плюгавой шавкой, хоть чудищем размером с некрупного слона. Вдвое больше боевого коня – вот самый удобный размер.
Многих врагов своего господина умертвила тварь в том великом сражении, но в конце концов противник применил могучие чары и изгнал ее с поля боя.
С тех пор зверь снова и снова прокрадывался назад, преодолевая страх, боль и отчаяние. Подчас рушились стены его ямы, иногда она заполнялась дождевой водой. И всякий раз землекоп был вынужден трудиться под бдительным взором надежнейшего стража, оставленного победителями.
Среди костей росло одинокое деревце. Практически бессмертное, оно неизмеримо превосходило силой ночного копальщика. Деревце было божьим чадом. Еженощно оно пробуждалось, ощутив появление зверя. И отклик всегда был одинаков.
Меж древесных конечностей вспыхивало голубое сияние. К чудовищу устремлялась яростная бледная молния. Хоть и не гремела она и не трещала, а лишь слабо шипела, на зверя обрушивался страшный удар – так взрослый, рассвирепев, бьет малое дитя.
Молния не ранила, но причиняла невыносимую боль. Зверь тотчас ретировался – чтобы дождаться следующей ночи и на самую малость углубить яму, прежде чем снова проснется древесное божество.
Упорство давало плоды – работа понемногу продвигалась.
4
Ворон стоял столбом, а Душечка уезжала. Вместе с Молчуном и другими парнями – их горстка осталась от Черного Отряда, грозного наемного войска. Да и не были они уже наемниками. Когда-то Отряд служил Госпоже, потом обиделся на нее за что-то и переметнулся к мятежникам. Долгое время их армия, по сути, из него одного и состояла.
Ворон смотрел, как колонна втягивается в лес. Я б не удивился, если бы он уселся на землю и разревелся точно дитя. Как же – все уехали, а его бросили!
Но он не проронил ни слезинки.
Сказать по правде, я в жизни не встречал столь же крутого и лихого парня. И нечасто свою крутость да лихость он пускал на благие дела. Я чуть в штаны не нагадил, когда открылось, что на самом деле он не Грай, а Ворон. Немало лет тому назад некий Ворон вступил в Черный Отряд. И хоть он дезертировал, не прослужив и года, все же успел прослыть самым отъявленным головорезом. И вот теперь этот самый злодей – рядом со мной.
– Пора убираться отсюда, – сказал он. – Дадим им пару часов, чтобы не подумали, будто мы увязались.
– Мы?
– Неужто тебе охота и дальше здесь гнить?
– Это же дезертирство!
– Начальство не знает, жив ты или нет. Потери еще не сосчитаны. – Он пожал плечами. – А впрочем, дело твое.
Он хотел, чтобы я отправился вместе с ним. Кроме меня, у него никого не осталось. Но прямо сказать об этом не отважился. Эх, Ворон, не так уж ты и толстокож, оказывается.
Что в Курганье мне нечего ловить – это я понимал прекрасно. А еще не было ни малейшего желания возвращаться на родину, к картофельным грядкам. Из моих приятелей, кроме Ворона, не выжил никто.
– Ладно, я с тобой.
Он пошел в город. Хотя назвать городом то, что осталось после битвы, можно лишь с огромной натяжкой. Я тащился рядом с Вороном. Через некоторое время он сказал:
– Когда я служил в Отряде, Костоправ был мне другом. Ну, может, и не другом, но чем-то вроде…
Я видел, что Ворон растерян и смущен.
Теперь Костоправ командует Отрядом. Когда знался с Вороном, был мелкой сошкой, но с той далекой поры сменилось несколько Капитанов. А смущен и растерян Ворон потому, что они с Костоправом сцепились в тот день, когда был побежден Властелин.
Похоже, Ворон стремился угодить Душечке. Вот и решил избавить ее от проблем, покончить с Госпожой, которая в той битве растеряла свои чародейские силы. А Костоправ сказал: «Не бывать по-твоему» – и уперся рогом. Всадил Ворону стрелу в бедро, дабы убедить в серьезности своих намерений.
– Разве можно считать другом того, кто просто отойдет в сторону и позволит тебе сделать, что в башку взбредет?
Ответом на мой вопрос был недоумевающий взгляд.
– Может, он больше ей друг, чем тебе. Говорят, они часто и подолгу бывают вдвоем. Вот и сегодня вместе уехали на закат. Ты ведь знаешь, как эти солдаты дорожат своими братскими узами – одна семья, в любой беде друг за дружку горой, Черный Отряд против всего мира. Сам же мне об этом уши прожужжал.
Я бы мог и другие доводы привести, на пальцах объяснить, как Отряд относится к своим беглым братьям. Да что толку?
Храбрее бойца, чем Ворон, на свете не сыщешь. Никто и ничто не заставит его отступить. А вот что касается дел душевных, тут он откровенно слаб. Всегда готов собрать вещички и дать деру. Сбежал из Отряда, сбежал от Душечки.
