Еще день-другой, и можно будет поджигать. Вал уже кое-где достиг пятнадцати футов в высоту, за ним не видно дерева. И тут вдруг заартачился Талли. С тех пор как пришлось помокнуть в реке, он знай скулит и киснет. Но почему решил сдаться именно сейчас?
– Мы вот-вот костерок запалим, и чего б тебе не подождать?
– В задницу! Ты тоже не веришь, что от этой затеи будет толк. А если веришь, значит сам себя дуришь.
– Ладно, соскучился по дому – топай. А я хочу выдернуть колючку и посмотреть, что будет дальше.
– Я не один потопаю, а вместе с вами.
«Так-так, – подумал Смедз. – Талли собирается кого-то кинуть».
– Хочешь забиться, что один голос против трех победит? А что на кон поставишь? Решил уйти – уходи, никто не станет уговаривать.
Талли полез в бутылку, не иначе, успел себя возомнить кем-то вроде генерала.
– Кузен, завязывай с этим. Оно конечно, я не гений, но и за круглого дурака меня держать не надо.
Последовала долгая пауза – Талли, похоже, опешил.
– Ты это к чему?
– Не забыл ту ночь, когда обгадился и чесанул к реке раньше нас? Вот тогда-то я и припомнил, что ты и раньше проделывал со мной такие трюки. Но в этот раз, Талли, можешь не стараться. Ты не слиняешь отсюда с клином в кармане, а старина Смедз не останется с большим пальцем в заднице.
Талли клялся и божился, что его помыслы чисты и невинны, а Смедз наблюдал, как Тимми Локан бросает хворост. Оправдания кузена он пропускал мимо ушей. Глянув через некоторое время в сторону города, заметил приближающегося Старика. Тот что-то нес на плече. Отсюда не разглядеть, но есть надежда, что это карликовый олень – пару недель назад Рыба раздобыл такого. Ох и вкусная же дичинка!
Тимми тоже заметил Рыбу. Утратив интерес к возне с хворостом, подошел.
Рыба принес не оленя, а какой-то сверток. Тот лязгнул, упав на землю перед бревном.
– Там уже не воняет, вот я и решил маленько пошмонать. – Он наклонился, развязал узлы, распахнул ветхое одеяло. – Ребятишки, что там пошалили, на грабеж не отвлекались.
У Смедза отпала челюсть. Монеты, в том числе золотые! Их уймища! А еще кольца, браслеты, серьги, броши, ожерелья! И в некоторых блестят самоцветы! В жизни не видал такой кучи сокровищ!
– Такого добра там навалом, – сказал Рыба. – Я ж тайники не выискивал, хватал, что на глаза попадалось. Набрал, сколько смог унести.
Смедз посмотрел на Талли:
– Так говоришь, облажались мы? Говоришь, пора возвращаться?
Талли благоговейно пялился на добычу. Но вдруг восхищение на его физиономии сменилось подозрительностью, и Смедз понял, что за мысль возникла у кузена: уж не припрятал ли Рыба самое ценное, чтобы забрать потом? Рассуждать по-другому Талли Шталь просто не способен.
Вот же болван! Если бы Рыба решил заныкать добычу, он бы вообще ничего не сказал и не показал. И никто бы не пошел искать в городе. Ведь страшно даже подумать о том, что там творилось.
– А в чем дело? – спросил Рыба, переводя взгляд с Талли на Смедза.
– Да он разнылся, – объяснил Смедз. – Все скулил, какого мы сваляли дурака да как ему тошно. Грозил увести нас домой. А теперь гляди-ка! Даже если с деревом не пофартит, наваримся как нормальные разбойники. С таким хабаром можно жить долго и счастливо.
Рыба посмотрел на Талли, потом снова на Смедза и сказал:
– Понятно.
Может, и правда понял. Этого дедугана на кривой козе не объедешь.
– Тимми, – произнес Рыба, – ты в таких делах знаешь толк. Поровну разложить сможешь?
– А то! – Тимми уселся и, счастливо хихикая, погладил монеты. – Кому-то что-то приглянулось или все равно как делить?
Решили, что все равно.
И Тимми не ударил в грязь лицом. Даже Талли Шталю не дал повода побрюзжать.
– Наверняка там еще много такого, – сказал Рыба. – Не говоря уже про железные вещи: можно их почистить и сбыть оптом. Только фургон придется из города пригнать.
Припрятав свои доли, Талли и Старик Рыба направились в город. Смедзу даже поворачиваться в ту сторону было боязно, но он подумал, что надо присмотреть за родственничком, поблюсти его честность. Тимми не выказал желания идти, его вполне устраивало возведение древесного вала.
Ограбление города заняло десять дней, и работать пришлось от зари до зари. Надо было очистить найденное оружие и другие крупные ценные вещи, упаковать, чтобы не попортились в дороге, потом сложить во временный тайник. У каждого накопилось изрядно денег, ювелирных изделий и мелких ценных безделушек.
Даже Талли был доволен и спокоен. Смедз понимал, что это до поры до времени.
Однажды вечером Талли сказал:
– Знаете, что меня беспокоит? Почему во всем проклятом Весле никому не пришла в голову та же идея, что и мне. Яйца даю на отсечение, что очень скоро желающих наложить на клинышек лапу будет предостаточно.
– Меня другое удивляет, – проворчал Старик. – Почему никто не наведался разузнать о судьбе гарнизона.
На этот счет ни у кого не возникло догадок. Оба вопроса остались лежать, точно огромные тухлые рыбины – ни съесть, ни выкинуть.
– А не пора ли нам запалить кучу? – спросил Рыба. – Хворосту уже столько, что Тимми доверху не может докинуть. Давайте зажжем и посмотрим, что из этого выйдет.
Смедз поймал себя на том, что не испытывает ни малейшего желания сделать следующий шаг. Вроде и Талли не рвется. Только Тимми улыбается до ушей и аж подпрыгивает от нетерпения.
Талли наклонился к Смедзу и прошептал:
– В городе этот шибздик с факелом бегал, дома поджигал. Любит на пожары пялиться.
– Денек-то подходящий, с ветерком – сказал Рыба. – Разгорится быстро. Тепло, ясно – а мы знаем, что в такую погоду дерево спит самым крепким сном. Осталось только заглянуть в портки, проверить, на месте ли наши яйца, – и можно приступать.
С минуту все молча переглядывались. Наконец Смедз сказал:
– Почему бы и нет?
Он встал и подобрал заготовленную вязанку хвороста. Рыба и Тимми взяли свои. Талли ничего не оставалось, как последовать их примеру.
Этот хворост они зажгли на дне вырытой монстром ямы. Сразу выскочили оттуда и во весь дух помчались с наветренной стороны к хворостяной пирамиде. Там они оставили вязанки. Талли поторопился бросить свою, она не долетела, но это уже не имело значения.
Они бросились наутек, как будто за ними гнались черти. Смедз, Тимми и Рыба бежали по прямой, Талли выписывал зигзаги. Дерево так и не проснулось, пока они не укрылись в лесу. К этому времени пламя достигло адских размеров. Тополь наугад швырялся молниями, но хватило его ненадолго.
Ай да костерок! Даже на таком большом расстоянии, скукожившись в ямке, Смедз ощущал его жар.
