Эти камни, порождения равнины Страха, были у Праотца связными. Разумы менгиров обменивались телепатическими сообщениями. Хотя Боманц и не признавал за этими созданиями подлинной разумности.
О Праотце ему никто ничего не рассказывал, но он полагал, что бог-дерево управляет полетом кита откуда-то снизу посредством мысленной связи. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что популяция менгиров не уменьшается, сколько бы их ни сбросили с кита. Паче того, некоторые старые камни как-то ухитрялись вернуться.
Безумие! Проклятое безумие!
– Эй, Сет Мел, старый брюзгливый пердун! Ты уже придумал, как нас снова поиметь? Кья-а-а-а!
Опять этот болтливый канюк! Боманц ответил плавным жестом, будто обхватывает птичью шею.
– Только тебя, смрадный дух!
На колдуна смотрели, но никто не шелохнулся. Его угрозу не восприняли всерьез. Разве что возбудились братья Вертуны:
– А ну давай, старикашка, завяжи этому дурню шею в узел! – выдал на своем чуднóм языке Пехтура.
– Кретины, – пробормотал Боманц. – Кругом одни болваны. Я во власти идиотов. – И громко пообещал канюку: – Я и правда завяжу узлом не только твою шею, но еще и ноги, если не забудешь имя Сет Мел! Для тебя я Боманц, и точка.
Он тряхнул кистью, распрямляя пальцы. Канюк отлетел, вереща и хлопая крыльями.
– Сет Мел взбесился! Берегись! Берегись! Сет Мел обезумел!
– Ой, да иди ты к черту! Угораздило же меня попасть на корабль дураков.
Кругом захохотали, забалагурили – такого добродушного веселья он не помнил со студенческих лет. Только Душечка и Молчун не смеялись, а по-прежнему бдительно наблюдали за ним.
Проклятье! Как же убедить этих двоих, что он на их стороне?
Ха! – внезапное озарение. Вовсе не оттого не доверяют Боманцу, что своими бестолковыми действиями он пробудил древнее зло и выпустил его на свободу, обрекая землю на очередное темное столетие. Он сделал все, что мог, чтобы искупить эту вину. Нет, им известно, что́ его с самого начала сподвигло на исследования. Боманц искал орудие для обретения власти. А еще он без памяти влюбился в Госпожу и, обуреваемый бездонной страстью, совершил роковую ошибку – позволил своей возлюбленной разорвать оковы.
Может, эти двое и поверят, что власть больше не прельщает его, но как их убедить, что он избавился от чар темной колдуньи? Как, если самого себя он убедить не в силах? Госпожа – гибельная свеча для великого множества мотыльков, и оттого, что это пламя невидимо и недосягаемо, оно не стало менее опасным.
Кряхтя, Боманц оторвал зад от сиденья. Долго же он пробыл в одной позе, ноги совсем затекли. Под взглядом Душечки и Молчуна проковылял мимо купы отростков, которые можно было бы с непривычки принять за розовые папоротники десятифутовой высоты.
Папоротники тотчас выпучили зоркие глазки. Тоже какие-то органы кита. Для скатов это ясли, там ползают детеныши.
Он приблизился к краю, насколько позволила боязнь высоты. В первый раз за целую неделю осмелился глянуть вниз.
Когда смотрел в прошлый раз, кит летел над водой. Боманц ничего не увидел, кроме синего водного простора и туманного горизонта.
Нынешний день еще яснее, ни облачка. Высота – мили две. Опять практически однотонная картина, но цвет на сей раз коричневый, лишь кое-где зеленые крапинки. И какое-то пятно далеко-далеко впереди. Может, дым большого пожара?
– Скоро, Сет Мел, ты сможешь показать нам, чего стоишь.
Боманц оглянулся. В четырех футах позади стоял менгир. Но ведь только что его там не было! Камни в совершенстве освоили трюк с появлением и исчезновением без звука, без предупреждения. Этот валун более серого оттенка, чем его собратья, и на нем больше слюдяных крапин. А еще у него спереди шрам шириной дюймов шесть и протяженностью семь футов. Через эту прореху в лишайном покрове видна выветрелая порода.
Культура наделенных даром речи камней для Боманца была сплошной загадкой. Вроде никакой иерархии, но вот этот камень, когда надо выступать официально, говорит за всех.
– Ты это о чем?
– Колдун, разве ты не ощущаешь?
– Я много чего ощущаю, камень, – в первую очередь недовольство тем, как вы тут со мной обращаетесь. А что, по-твоему, я должен ощущать?
– Психический смрад. Запах безумия существа, сбежавшего из Курганья. Ты ведь почуял его еще в Весле. С тех пор это существо нисколько не отдалилось.
Обычно речь у этих камней убийственно монотонна, но сейчас Боманц уловил новую нотку – менгир явно подозревал неладное. Если колдун еще в Весле уловил шевеление древнего зла, бывшего тогда совсем слабым, почему не замечает сейчас, ведь оно успело набрать огромную силу?
И как так случилось, что Боманц жив, ведь ему полагается быть мертвым? Не потому ли осведомлен о воскрешении Тьмы, что сам одно целое с ней? Может быть, это заговор и из своих могил в Курганье выбрались двое? Может, Боманц – верный слуга той древней Тьмы?
– Я не ощущал того, о чем ты говоришь, – сказал Боманц, – но слышал крик амулетов, которые должны были поднять тревогу, если зашевелится тот, кому шевелиться не положено.
Помолчав, камень проговорил:
– Слышал, ощущал – не важно. Мы сейчас движемся к этой твари. Через час или через день-другой, как позволит ветер, вступим в битву, и тогда, возможно, решится твоя судьба.
Боманц фыркнул:
– Ну надо же, валун со вкусом к драме. Абсурд! Ты и правда ждешь, что я сражусь с этим существом?
– Да.
– Но если это тот, о ком я…
– Это существо – Хромой. И с ним существо, известное как Пес Жабодав. У обоих увечья…
Боманц снова фыркнул и усмехнулся:
– Когда туловища нет – это ты называешь увечьем?
– Но эти двое не слабы. Дым, что ты видишь, – над городом, который горит уже три дня после их ухода. Хромой – теперь воплощенная смерть, он жаждет лишь убийств и разрушений. Но он будет остановлен, ибо так решил Праотец.
– Да ну? А зачем его останавливать? И почему этим должны заниматься мы?
– Зачем останавливать? Затем, что однажды кровавая стезя приведет Хромого на равнину. Почему мы? Потому что больше некому. В битве при Курганье пали все, кто обладал великой магической силой. Все, кроме тебя и нас. Но самая главная причина – так повелел бог.
Боманц что-то проворчал под нос.
– Приготовься, колдун. Час близок. Если и нет у тебя вины перед нами, то есть вина перед ним.
Ну конечно! Одно из двух, и третьего не дано. Вот только Боманца такой расклад категорически не устраивает. Староват он, чтобы тягаться с Хромым. Да и не было у него никогда сил для подобной борьбы, если честно. Хоть и внушал он себе обратное на протяжении многих лет, пока охотился за сведениями о тех, кого заточили древние.
