Он нашел харчи. Не бог весть что – миску дрянного супа и заплесневелый ломоть хлеба. Толстый старый чудак, владелец грязного заведения, не пытался содрать с посетителя три шкуры.
Смедз уже заканчивал трапезу, когда вбежал мальчонка и завопил:
– Шухер! Тикай, сударь! Насильная вербовка! – и выскочил через черный ход.
– Что за дела? – спросил Смедз.
– Насильная вербовка, – ответил толстый неряха. – Хватают молодых мужчин, всех подряд.
Притопали двое серых. Один ухмыльнулся:
– А вот и наш патриот.
Смедз ответил ему злобной гримасой и вернулся к еде. Он не испытывал ни малейшего беспокойства.
Его постучала по плечу деревянная дубинка.
– Идем, дружок.
– Еще раз меня тронешь палкой, и она окажется у тебя в гузне. Молись, чтобы не осталось заноз.
– Гляди-ка, Шнур, крутой попался. Это хорошо, крутых мы любим. А ну-ка, представься, малыш.
Смедз тяжело вздохнул, разом услышав голоса всех своих былых обидчиков. Он повернулся, посмотрел на солдата в упор и ответил:
– Меня зовут Смерть.
Должно быть, этот человек увидел в его глазах нешуточную угрозу. Он отступил на шаг. Смедз решил, что более опасен тот, который держит язык за зубами.
И ведь никакого страха! Совсем напротив – ощущение неуязвимости, непобедимости.
Смедз медленно встал, швырнул хлеб в лицо говоруну и одновременно саданул ногой в живот. Когда-то на этот приемчик его подловил хулиган. Табуретку Смедз толкнул в ноги второму и, не давая восстановить равновесие, плеснул супом в лицо. Потом отобрал у первого дубинку и принялся за работу.
Он бы, наверное, забил солдат до смерти, если бы им на подмогу не явилось полдюжины товарищей. Но они не слишком усердствовали с побоями, поскольку хотели всего лишь укротить Смедза. Болтуну вроде никто не сочувствовал, – наоборот, все сочли, что он получил заслуженный урок.
Смедза вытащили наружу и швырнули в толпу напуганных мужчин лет тридцати. Нескольким пленникам было велено нести побитых солдат.
Вот так Смедз Шталь попал в ряды серых.
54
Мелкие твари так часто сновали туда-сюда, что я уже не сомневался: нас вот-вот обнаружат люди, которые внизу. Боманц и Молчун выбивались из сил, отвращая от нашего логова любопытных, и рисковали привлечь своим колдовством внимание нового городского начальства.
Зато Ворон наслаждался каждой минутой.
– Ну что ты все лыбишься? – спросил я.
– Да ребятами этими восхищаюсь, которые клин стянули. Яйца у них – аж до колен.
– Тьфу ты!
Ну да, кто же еще способен оценить их наглость, если не Ворон.
– Ящик, вот смотри: один из них решает смыться со своей долей и попадается людям Изгоя. И как теперь быть его приятелям? Выручать – слишком рискованно, очень мало шансов справиться с конвоем. Поэтому они выбирают другой вариант. Солдаты ведут парня сюда, но на полпути кто-то незатейливо выбегает наперерез и едва не сносит арестанту башку. Да так шустро управляется, что свидетели, а их немало, дают совершенно разные описания его внешности. Когда же солдаты очухиваются и кидаются в погоню, он валит двоих и смывается. Прочим остается лишь хлопать глазами и чесать в затылке.
– Похоже, любитель приключений, – сказал я. – Твой собрат по духу?
– Ящик, у него есть стиль. А стиль – очень ценная штука. Будничные или даже грязные дела можно делать буднично и грязно, а можно – артистично. Уж поверь, имей этот нахал еще пять минут, он бы напялил мундир «Ночного хищника», чтобы окончательно запутать свидетелей. То, что он сделал, может быть, и плохо. Но то, как он это сделал, – хорошо.
Узнаю былого Ворона. Глядишь, и расколется однажды его скорлупа.
– По-твоему, эти парни так борются со скукой? Показывают всем голую задницу и орут на всю округу: «Слабо нас поймать?»
– С чего ты взял? Наверняка они прячутся в какой-нибудь дыре, где ты и свинью не стал бы держать. Голодные, грязные, напуганные, понимающие, что живыми им не выбраться. Но они не сломались. Они отбиваются. Царапаются, кровенят рожи волкам и вампирам, которые пытаются их сожрать. Они все делают правильно. Как считаешь?
Я согласился. В основном по той причине, что иначе Ворон весь день учил бы меня никогда не сдаваться, даже будучи загнанным в угол.
Моя уступчивость возымела действие. Ворон отошел и вступил в спор с Молчуном и Душечкой. Судя по тому, что искры не летали, разговор шел только о деле. А я пообщался с Боманцем. Он пытался выбраться из моральной ловушки и задавал вопросы, которые касались серебряного клина. Наверное, ответить колдуну не смог бы никто. Этот клин – точно капля черной гнили, упавшая в бочаг с чистой водой. Гниль расползается, марает. Она уже отравила Весло. Мы ей до сих пор не поддались, потому что знаем ее натуру, потому что способны давать ей сознательный отпор. Но что с нами будет, если поиски увенчаются успехом и мы заполучим клин?
Страшно даже представить.
И все-таки, как мы поступим с проклятой штуковиной, если однажды доберемся до нее?
Ни разу не слышал, чтобы кто-то поднимал этот вопрос. В основном обсуждалось, как не допустить, чтобы клин попал в чужие руки и натворил бед.
Ясно же как день: там, где его оставили воры, он долго не пролежит.
У меня не было никаких идей на этот счет. Вернее, были, но они не казались удачными. Не найти в целом мире места, куда не доберется ушлый искатель. Разве что утопить клин в самой глубокой океанской впадине – но ведь и это не гарантирует надежности.
Какая-нибудь рыбина сдуру проглотит клин, не дав ему опуститься и на десять футов. А потом выбросится на берег или насадится на крючок, а у рыбака вдруг обнаружится врожденный колдовской дар и доселе дремавшая страсть к покорению мира.
Злые фетиши – они такие.
Наверное, лучше всего было бы собрать команду волшебников, чтобы перенесли клин во внешнее царство и воткнули в пролетающую комету. Ну, еще можно пробурить дырочку в грани, разделяющей плоскости бытия, протолкнуть туда клин, а отверстие закупорить.
Оба эти способа – жульнические, проблема всего лишь перекладывается на чужие плечи. Разбираться с клином придется обитателям другой плоскости или нашим потомкам, когда комета возвратится.
Я не следил за разговором Ворона, Душечки и Молчуна, однако ухватывал его обрывки. Так часто бывает – и неинтересна болтовня присутствующих рядом, но и не отгородиться от нее никак. Ворон терял терпение – не нравилось этому привереде сидеть и ждать, когда что-нибудь произойдет, вместо того чтобы выйти и сделать так, чтобы это что-нибудь произошло. Да, к нам возвращался прежний Ворон. Возникла проблема? Прикончи того, кто ее создал. Или хотя бы задай ему хорошую трепку.
