Меня возмутило, когда Ворон изъявил желание прогуляться вместе со мной и осмотреть то место, где утром случилось так восхитившее его тройное убийство. Но я сдержал негодующий вопль. Тем, кто внизу, вовсе не нужно знать о том, что мы наверху. Сейчас Душечка вправит ему мозги…
Ох и коварная же стерва!
Идею Ворона она сочла превосходной. И мы потащим с собой Боманца – просто на тот случай, если понадобятся услуги колдуна.
Молчун улыбался от уха до уха. Уж не знаю, что этот прохиндей вешал ей на уши, но уверен: он с выгодой использовал каждый миг нашего с Вороном отсутствия.
Я решил так: если судьба накрепко связала меня с восстанием, постараюсь устроиться главным вербовщиком. Вовлеку в движение несколько женщин, они не будут лишними. Мужчин же – только тех, у кого мозги не навыворот.
Наша троица спустилась по лестнице – Боманц маленько подсобил своими иллюзиями – и двинула к выходу с таким видом, будто мы самые что ни на есть свои. Все по науке Ворона: если мы не свои, то как вообще могли здесь оказаться?
Стиль и нахальство! Дружище Ворон, ты снова со мной!
Зарезанного вора увезли на телеге заодно с другими покойниками, но место происшествия мы нашли без труда. Там повсюду остались следы крови, да вдобавок толпились мальчишки, рассказывая друг другу о случившемся.
Ворон лишь разок взглянул на пятна. Боманц тоже не нашел для себя ничего полезного. Он не умел разыскивать мертвых.
Мы пошли по переулку, где убийца оторвался от погони. Странно, что серые не догадались оставить здесь наблюдателей. Ведь идея насчет засады так и напрашивается, пусть и неизвестно, на кого идет охота. Или офицеру голова вовсе не для того дана, чтобы думать?
Труднее было найти место гибели двух солдат – очень уж сумрачным оказался этот переулок. Жуткое место. Такое впечатление, будто солнечному свету путь сюда заказан и люди здесь не жили никогда, а поселились совсем другие существа, и они очень недовольны нашим присутствием.
Может, тут все еще бродят души убитых солдат?
Вот такими мыслями я сам себя запугал аж до дрожи.
Боманц сотворил шар света и повесил над нашими головами.
– Вот так-то лучше, – сказал он. – А то уже мерещится всякое.
Ну хоть на что-то старик наконец сгодился.
– Ага, – сказал Ворон.
Они приступили к поискам. Места под светящимся шаром было мало, и я, чтобы не путаться под ногами, отошел к груде мусора. Посижу, подожду. Мимо безмятежно прошествовала жирная крыса, не почтив надлежащим благоговейным реверансом представителя превосходящего вида.
Я бросил в нее куском кирпича.
Крыса остановилась и оглянулась на меня, ало блеснули глазки. Ах ты, шмакодявка наглая! Я швырнул другой обломок, на этот раз со всей силы.
А крыса кинулась на меня.
«Бешеная!» – струхнул я и полез на кучу. По пути схватил кусок доски, чтобы отбиваться. Груда осыпалась, я съехал, брыкаясь и матерясь. Крыса шмыгнула прочь, скрылась с глаз. Ей теперь есть чем похвастаться перед приятелями.
Ворон от души поржал, наблюдая за моими приключениями:
– Славься, могучий охотник, гроза крысиного рода!
– Отвянь!
Я перевернулся на спину и заметил этак с квадратный фут истрепанного холста среди мусора. Моментально созрел коварный план. Я встал, отряхнулся и снова сел. Ворон и Боманц опять занялись разглядыванием и обнюхиванием. Я прикопал находку, уже догадавшись, что это чей-то заплечный мешок. Может быть, того самого злодея. Видать, ему ничего другого не оставалось, как заныкать здесь свою ношу и улизнуть от солдат через щель в стене.
– Что там у тебя?! – вскричал Ворон.
Боманц ничего не сказал, но у него зажглись азартом поросячьи глазки.
Оба спутника подскочили ко мне. Ворон хотел тут же развязать мешок, но Боманц возразил:
– Здесь не стоит, вдруг кто-нибудь сунется.
Ворон предложил залезть в дом, через который смылся убийца. Мысль неплохая, вот только кто-то догадался заколотить пролом досками изнутри.
– Давайте отнесем в храм, – проворчал Ворон.
На выходе из переулка нас ждали солдаты. Их была дюжина, готовых к любым неприятностям. Хорошо, что наш ручной колдун своевременно их учуял, иначе бы мы влипли.
Мы отошли назад, чтобы посоветоваться. Боманц высказал предположение, что перекрыты все выходы из лабиринта переулков. Очень скоро сюда явятся солдаты. Вывести-то он нас сможет, но понадобится такое мощное шумовое и дымовое прикрытие, что Изгой обязательно всполошится.
– Значит, по крышам, – заключил Ворон.
Ага, как будто это так легко и просто.
– Отличная идея, но я староват, шестую сотню скоро разменяю. К тому же я колдун, а не обезьяна.
– Ящик, отдай ему мешок. Собственную задницу он как-нибудь спасет и благополучно доставит нашу добычу к мамочке. А мы поиграем с солдатами в кошки-мышки.
– Да что ты говоришь? А, ну да, конечно, ты же у нас парень со стилем.
– Ладно, вам – кошки-мышки, мне – мешок. – Боманц продел руки в лямки и согнулся под тяжестью в три погибели. – Сдуру не рискуй, – тихо посоветовал мне колдун. – Она хочет, чтобы ты вернулся.
По хребту побежали мурашки, в голову полезли мысли о том, какой же я безмозглый дурак, что позволил себя сюда затащить. Картофелеводство еще никогда не казалось мне таким привлекательным занятием.
Не знаю, слышал ли Ворон Боманца. Если и слышал, то не подал виду.
Мы нашли путь по крышам: сплошь крутые скаты, карнизы, дымоходы, сланец, медь, солома и дранка. Как будто строители задались целью все дома построить из совершенно разных материалов. Мы и спотыкались, и шлепались, и стереглись изо всех сил, чтобы не сорваться и не сломать ногу или шею, но на каждом шагу находили, на чем поскользнуться или обо что споткнуться.
Если загремлю и разобью башку, то лучше уж сразу насмерть.
Какое-то время наше путешествие по крышам выглядело совершенно бесполезным занятием. Едва где-то проглядывал безопасный спуск, оказывалось, что внизу топчутся военные. Но когда я спросил Ворона о том, как он относится к голубям, ведь мы, похоже, остаток жизни проведем на этих крышах, – с той стороны, где мы расстались с колдуном, донесся торжествующий вопль, и все солдаты, маячившие у нас на виду, ринулись туда.
– Наш старый пень выделывается, – сообразил я. – Кого-то в жабу превратил?
– А тебе бы, Ящик, все брюзжать. – Ворон, в отличие от меня, пребывал в отменном расположении духа.
– Это я-то брюзжу? Видят боги, у меня никогда не бывает мрачных мыслей. Да и с чего ты взял?
– Так видно же. Вон там спрыгнем.
«Вон там» предстояло лететь два этажа и приземляться на грубую мостовую.
