— Ваша светлость, хорошо бы хотя бы небольшой привал… люди и кони едва передвигают ноги…
Я сказал с болью:
— Продержитесь… Продержитесь еще миль пять…
— А потом? — спросил он с надеждой. — Отдых?
— Увидим Савуази, — сказал я. — Наша цель.
Он произнес с беспокойством:
— Ваша светлость… люди валятся с седел. Никто не сможет даже меч вытащить из ножен, какой там штурм…
Я посмотрел на него с укором.
— Совсем за дурака считаете? Как только приблизимся к Савуази, сразу привал, отдых коням и людям, крепкий сон…
Он просветлел измученным лицом, с силой потащил коня в сторону своих рыцарей.
Последние пять миль дались нам тяжелее, чем первые сорок. Затем в страшное зарево заката поднялись высокие остроконечные башни огромного города-крепости, таким Савуази видится каждому путешественнику.
На прочном скальном основании, приподнятом над землей на три-четыре роста, окруженная массивными каменными стенами толщиной в пять-шесть футов, высится необъятная крепость, размером с иное королевство, десятки башен с остроконечными крышами, несокрушимые с виду здания, массивные и тяжелые, идеально приспособленные для обороны.
Чем ближе мы подъезжали, тем тише переговаривались рыцари, потрясенные огромностью и несокрушимым величием города-крепости.
Сэр Вайтхолд вскрикнул устрашенно:
— Сэр Ричард! Этот город не взять и целой армии!..
— Гиллеберд умеет воевать, — пробормотал за нашими спинами сэр Клемент. — Такой город можно вообще оставлять без охраны…
— Охрана там есть, — угрюмо сказал граф Эдгар. — А еще отсюда в двух конных переходах со стороны севера расположено лагерем элитное войско герцога Кристофера Беркширского, коннетабля Его Величества короля Гиллеберда. Герцог начал разворачивать его против наступающей армии короля Фальстронга, однако может повернуть и в нашу сторону.
— Может, — согласился я. — Тогда Фальстронг ударит ему в спину. Вообще, герцогу я не завидую. Он еще ничего не знает о нашем… не побоюсь этого высокого слова, героическом переходе, но когда ему доложат…
— Что будет?
— У него голова лопнет, — сказал я злорадно. — Ну как он может понять, чего я вдруг приперся с малым для большой войны отрядом?
Сэр Вайтхолд сказал с легким сарказмом:
— Да, действительно, как он может понять?..
— Это же так ясно, — сказал ему в тон барон Саммерсет.
— Куда уж яснее, — поддакнул виконт Волсингейн. — А что, кому-то непонятно?
— Остряки, — сказал я с чувством, — значит, еще не устали, на вас еще можно воду возить…
Сэр Вайтхолд сказал просительным голосом:
— Ваша светлость, у меня трещит не только голова! Тоже от попыток понять непонимаемое.
— Не такое уж и непонимаемое, — сказал я утешающе. — Скорее недоперепонимаемое. Но это и неважно. А извозчики… в смысле, ваш лорд и сюзерен зачем?
— Чтобы думать? — подсказал барон Саммерсет с неуверенностью.
— Чтобы вести вперед! — сказал виконт Волсингейн.
— Чтобы обеспечить победу, — воскликнул сэр Клемент и потер широкие ладони с сухим стуком деревянных дощечек. — Себе славу, нам добычу.
— Все верно, — заверил я. — Все правы! И все будет.
Сэр Клемент перекрестился.
— Слава Господу, наконец-то.
Я тоже перекрестился и сказал благочестиво:
— Я долго молился, взывал к Господу и наконец-то услышал ответ, что надо верить в Его милосердие и благосклонность. Вон Христос по воде ходил, как водомерка какая, даже Петр пошел, да не поверил глазам своим и ушел в воду с головой, прорвав пленку поверстного натяжения… В общем, Господь заверил, что поможет. Я же как-никак паладин Господа, а не хто-нибудь!
Они переглянулись, померкли на глазах, сэр Вайтхолд вздохнул и сказал тусклым голосом:
— Ну да, ага, если сам Господь сказал…
— Вот так взял и сказал, — поддакнул барон Саммерсет.
Я изумился:
— Вы что, не верите Господу?
— Верим-верим, — ответил виконт Волсингейн поспешно за всех, — но говорят же, неисповедимы пути Господа. Сейчас мог пообещать, а потом передумать…
Я надменно улыбнулся.
— У Господа все продумано на века вперед тютелька в тютельку, как у лилипутов!.. Это мы, бывало, не так понимаем по гордыне и самомнению. А теперь, други мои, встречайте наше войско и устраивайте его на ночь.
Все повернулись в приближающейся колонне усталых людей и коней, заспешили встречать свои отряды, только сэр Клемент поинтересовался деловито:
— Ваша светлость, что насчет лагеря?
— А что вас интересует? — спросил я.
— Как оборудовать? — уточнил он деловито. — Только палисад с кольями в сторону противника или и глубокий ров?
— Люди устали, — сказал я, — какой там лагерь… да и зачем?
Он ответил неуверенно:
— Но если мы надолго…
— Очень, — сообщил я. — Очень надолго. Думаю, до утра. Потому постарайтесь успеть поспать хоть немного.
Он кивнул, но лицо напряглось, спросил деревянным голосом:
— А… потом?
— Следующую ночь будем спать в роскошных постелях Савуази, — заверил я, хотя у самого при таких наглых словах тут же до боли стиснулось сердце, вдруг да все рухнет. — Разве мы не заслужили?
Он подумал, кивнул.
— Вам виднее, ваша светлость. Значит, спим до утра?
— Лучше проснуться до рассвета, — уточнил я.
Он поклонился, не сводя с меня испытующего взора, и удалился принимать и размещать своих людей.
Когда при высадке на африканский берег Цезарь оступился, сходя с корабля, и упал на руки, все замерли в ужасе от этого недоброго предзнаменования, а он поднялся, отряхнул руки и крикнул весело: «Ты в моих руках, Африка!»
Небо все залито ярко-красной лавой, изредка в нем проступают оранжевые реки расплавленного металла, с востока наползают темно-сизые полосы шлака, трепет пробегает по нервам, когда смотришь в эту жуть, сердце сжимается в страхе при виде исполинской мощи, человек перед нею так мал, и я раскинул руки и сказал громко и торжественно:
— Господь, ты указываешь жестокую судьбу Турнедо… Я бы по милосердию своему пощадил, но ты говоришь устами своего сына, что не мир принес, но меч… И да зальется этот нечестивый город кровью, и да погибнут отринувшие Тебя, Господи!
Мои военачальники стоят за моей спиной, до того галдели, как гуси, сейчас затихли, сопят и переступают с ноги на ногу, наконец сэр Вайтхолд сказал с облегчением в голосе:
