– Я буду и ротным и батальонным одновременно. С вашего разрешения. – Мехонин тут же поясняет свое решение: – Один из прапорщиков – артиллерист. Роту не потянет…
Ух ты! Кажется, я знаю, кто будет из пушек в броневагоне стрелять!.. Приятная новость тут же улетучивается со следующим вопросом поручика:
– Что делать с остальными? Ну, кто не захотел…
– А ничего. Найти подвал, из которого не смогут убежать, и запереть там. Не хватало еще, чтобы кто-то снова к германцам перебежал с ценной информацией. Единожды предавший… ну и так далее.
В глазах Мехонина читается явственное сомнение, но возражать он не решается и убывает к только что родившемуся подразделению.
– Денис, может быть, действительно поговорить с ними? Мало ли что там было? – Анатоль негромко сеет сомнение в только что отданном распоряжении. И оказывается прав. В куче навоза тоже можно найти что-нибудь стоящее…
Восемьдесят один человек… Четыре шеренги по двадцать человек, окаймленные оцеплением «кентавров»… Больше чем полторы сотни глаз смотрят, ожидая, что я им скажу. А ничего особенно приятного я им сказать не могу…
– На время боя все вы будете закрыты в каком-нибудь подвале. В случае попытки выбраться охрана будет стрелять без предупреждения. – Охраны как таковой по определению не будет, у меня каждый человек на счету, но им об этом знать не обязательно. – Потом разбираться с вами будут жандармы и военно-полевые суды.
Недовольный гул прокатывается по шеренгам, штурмовики подобрались, готовясь пресечь возможные эксцессы…
– Вы все здесь стоящие добровольно сдались в плен врагу!.. То есть изменники присяге, дезертиры и перебежчики! Что еще вы заслужили?..
– Вашбродь, дозвольте обратиться! – Из третьей шеренги раздается злой выкрик. – Разобрались бы сначала, чем нас лаять!
– Кто там такой смелый? Выйти из строя!
Расталкивая впереди стоящих, на всеобщее обозрение выходит чернявый усач в потрепанной форме и разбитых сапогах.
– Ко мне!
Солдат, пытаясь изобразить строевой шаг, подходит и хрипло рапортует:
– Вашбродь, младший фейерверкер Новиков по вашему приказанию явился!
– Ну, давай с тобой и разберёмся. Рассказывай, как в плен попал.
– А с год назад. Туточки неподалеку, под Колдычево наша батарея стояла. Четыре трёхдюймовки, да по пятнадцать снарядов до каждой. И батарейный расписку дал начальству, што не будет стрелять до ихнего приказа, он сам нам говорил. А когда германец в атаку попёр, он приказал все их выстрелить, штоб пехотку нашу бегущую прикрыть, а када на нас германцы набежали, сказал, мол, сдавайтесь в плен, ребята. А сам за кустики сиганул и из пистолетика-то и застрелился. А у нас по одному-два патрона на винтарь было. Вот мы их выстрелили, а затем лапы вверх и подняли…
– Правду говоришь? – Подхожу почти вплотную к пленному. – Смотреть в глаза и отвечать!..
– Правду!.. – выдыхает тот, не отводя взгляда, и я ему почему-то верю.
– Кто-то ещё из твоих батарейцев здесь? – Дожидаюсь утвердительного кивка и продолжаю: – Вызывай сюда.
– Серёга, Петруха, Минька, Семёныч, сюда идите!..
Из строя выходят четверо солдат и становятся рядом, ожидая решения своей судьбы.
– Воевать будете?
– Да!.. Так точно!.. – ответы звучат вразнобой.
– А почему не вышли, когда всем предлагали?
– Ну, так поручик сказал, што из наших ему добровольцы не надобны, – отвечает за всех Новиков.
– Ну, ему не надобны, мне пригодитесь… В строю есть ещё кто так же попал?
– Никак нет, были люди, но щас они в бараке, лежачие… – ответ фейерверкера следует после нескольких секунд раздумий.
– Добро. Сейчас идёте к поручику Мехонину, докладываете, что вы пока будете с батальоном, а потом я вас заберу. Выполнять!..
Глава 17
Оставляю Дольского хозяйничать в лагере и возвращаюсь на станцию. Причём очень вовремя. Обе группы пепеляевских разведчиков уже у ворот и готовы трогаться в путь, а у меня возникла одна интересная мысль, как попытаться нейтрализовать некоторые преимущества гансов в предстоящем бою. Не факт, что получится, но попробовать стоит. Поэтому притормаживаю готовых двигаться бойцов, посылаю одного из них за Анатолием Николаевичем, который, впрочем, почти сразу же находится, и провожу последний инструктаж командиров групп:
– Значит так, группы имеют задачу блокировать мосты через Щару и не пропустить эшелоны по железной дороге к Барановичам. На мой взгляд, лучше всего расставить пулемёты по обе стороны от пути, замаскироваться, подорвать два-три стыка рельсов сразу за мостом и дожидаться поезда. Подрывники своё ремесло знают, постараются сделать всё незаметно. Поэтому, скорее всего, паровоз и один-два вагона сойдут с рельсов, остальные останутся на мосту, заперев проход. Германцы попытаются высадиться из вагонов, что будет им очень неудобно, вот тут их и валите. Да, не забудьте про охранение с флангов, а то найдутся еще особо настырные гансы, переправятся вброд где-нибудь неподалёку и попытаются вас смять… В общем, всё, ученого учить – только портить. Одна группа может выдвигаться, вторая задерживается на пять минут. За это время, фельдфебель, найти среди трофейных лошадей экземпляр похуже, оседлать и ждать пассажира. Возьмете с собой одного из пленных офицеров, с завязанными глазами вывезете его за город, там отпустите…
– Что задумали, Денис Анатольевич? – интересуется Пепеляев, шагая вместе со мной в сторону складов с пленными. – Зачем вам этот офицер?
– Хочу отправить его к немцам, Анатолий Николаевич. С определенной информацией.
Стоящий в охранении боец быстро снимает растяжку с входных ворот, а я тут же заявляю нескольким перепуганным гансам, что хочу видеть майора Виттеля. Через минуту начальник штаба и врио командира полка в одном лице уже стоит передо мной. Слегка напуганный внезапным визитом, но изо всех сил старающийся не показать этого. Так, ещё одна небольшая тренировка в немецком…
– Герр майор, мне нужен один из ваших офицеров. Он повезёт от меня послание к командирам тех частей, которые соберутся штурмовать город.
По лицу немца видно, что испуг сменяет напряженная работа извилин из серого вещества. А затем на лице появляется самодовольная, одобрительная и даже несколько заговорщицкая улыбка.
– Кажется, я понял, каков смысл этого послания, герр гауптман! Вы, оказывается, обладаете не только личной храбростью, но и достаточным благоразумием и предусмотрительностью и не желаете рисковать жизнью своих храбрых солдат в столь безвыходной ситуации. Я готов сам отправиться к своему командованию и лично походатайствовать о том, чтобы к вам и вашим людям в плену относились по-рыцарски, как и подобает относиться к настоящим воинам.
Чего?! Выводы ганс делает настолько неожиданные, что теперь уже мне приходится несколько секунд напрягать мозги, стараясь понять, о чём он лепечет… Этот придурок решил, что я хочу отправить кого-нибудь из них для обсуждения условий сдачи в плен?! Охренеть, блин!.. С его стороны это или очень большая глупость, или очень большая наглость…