* * *
К отцу Павлу отправился с унтером Прокопенко и тремя бойцами, дабы не привлекать лишнего внимания. Успели вовремя, за несколько минут до его прихода. Изобразили ревностных христиан, разоружившись, вошли в храм Господень, дождались, пока оставшийся оруженосцем и коноводом боец подведёт лошадок к заднему крыльцу, быстренько перенесли мешки в батюшкин погреб и замаскировали их сверху почти такими же, но с каким-то тряпьём. На прощание отец Павел нас вполне серьезно благословил на ратный труд и ушел молиться об одолении супостата.
А я тут же помчался в пождепо, залез на вышку, осмотрелся на все триста шестьдесят градусов, проверил связь со станциями, к моему удовольствию, работавшую исправно, теперь дымлю очередной папиросой и жду. Даже не появления немцев, а предполагаемого расчётного времени прибытия наших гонцов к своим. Ещё на Полесской, уточнив у Нейманда наличие путевого телеграфа, снова вытащил на свет Божий ганса-коменданта в компании с очень желавшим остаться в живых телеграфистом и быстро «уговорил» их связаться с соседними станциями. Чтобы узнать последние новости. Они оказались не так уж и плохи. Русино, ближайшая к Барановичам станция, была еще под немцами, но оттуда передали, что дальше связи нет и вдалеке слышны звуки боя. Восемь верст до станции, плюс еще три-четыре, – и там уже наши!..
Отдаленная стрельба заставляет непроизвольно вздрогнуть, хотя и ожидал её каждую секунду. Судя по звуку – верстах в трех-четырех, пулемётные очереди еле отличимы от винтовочной трескотни. То же самое через полминуты происходит в другой стороне, со стороны Анисимовичей… Потом снова по прежнему азимуту… Попытка разглядеть что-то в бинокль ничего не даёт по определению, и там, и там виден только лесной массив. Значит, на какой-то удобной опушке штурмовики сказали немцам своё «Здрасьте!», надеюсь, не первое, и не последнее…
Занятый этими гаданиями на кофейной гуще, не замечаю пролётку, подъехавшую к депо. Вниз заставляет посмотреть только вежливо-навязчивое покашливание бойца, расположившегося верхом на перилах. Возле ворот стоит унтер Круталевич и незнакомая мне компания. Передаю бинокль наблюдателю, одна лестница, вторая, и я уже возле ворот. Прохор Петрович, взяв под козырек, рапортует:
– Вашбродь, арестный дом вместе с арестантами находится под охраной до особого распоряжения… А ета – енженёр, про кого говорили, да жёнка евонная, самый раз там была, передачку приносила.
– Командир отдельного Нарочанского батальона капитан Гуров, Денис Анатольевич. – Присутствие дамы немного выбивает из колеи и, чтобы соблюсти вежливость, представляюсь первым.
– Фон Абихт, Витольд Арнольдович, – представляется в ответ незнакомец. Несколько помятый и изношенный костюм, за которым, насколько я понимаю, пытались следить даже в камере, на вид лет тридцать пять, блондин, голубые глаза. Настораживают несколько вызывающий тон и колючий взгляд. С чего бы, интересно?.. – Моя супруга Софья Артуровна.
Его спутница, такая же светлая и голубоглазая дама, сохранившая юношеские изящество и форму, здоровается мелодичным и спокойным голосом, сглаживая неприятное ощущение, и подаёт руку… Смелая, однако, женщина. В городе стрельба, шум, бардак, а она в одиночку пайку мужу в тюрьму тащит, ничего не опасаясь… Касаюсь губами надушенной перчатки и надеюсь на этом светский политес закончить, но не получается.
– Я бесконечно признательна вам, Денис Анатольевич, за освобождение моего мужа!
– Ну, что вы, сударыня, не стоит благодарности!..
– Я также благодарю вас, господин капитан, за то, что выпустили из этого клоповника! – Инженер нетерпеливо вступает в разговор. – Мне сказали, что вы хотели лично видеть меня. Откуда такое внимание к моей скромной персоне?
– Про вас не так давно мне рассказал господин Смолевицкий. И попросил выпустить вас, тем более что, по его мнению, вы можете оказаться очень полезны при обороне города.
– Значит, вы не сомневаетесь в моей благонадежности, несмотря на имя и происхождение? В отличие от некоторых персон…
– Простите, Витольд Арнольдович, но – нет. Не сомневаюсь. За вас ходатайствовал человек, добровольно пришедший помочь. Тем более что вы вольны в любом ответе. Можете отказаться…
В глазах инженера что-то меняется… Товарищ вроде открытый, честный и правильный… А вообще, рядом с тобой будут мои бойцы. Если что…
– Витольд… Денис Анатольевич… Но как же… – В голосе супруги инженера сквозит и страх и почти детская обида.
– Сонечка, дорогая, не волнуйся, – фон Абихт пытается успокоить жену, незаметно для неё и неожиданно для меня мне же и подмигивая. – Как я понимаю, Денис Анатольевич далёк от идеи вручить мне винтовку и отправить в окопы. А всё остальное не так уж и опасно. Давай, мы сейчас поедем домой, я переоденусь, ты сваришь мне кофе… Господин капитан, могу я посвятить ближайшие минут сорок приведению себя в божеский вид?
– Конечно, Витольд Арнольдович, вне всяких сомнений. Меня сможете найти здесь, или вам скажут, куда я убыл… Мое почтение, сударыня!
Чета фон Абихтов убывает домой в ожидавшей пролётке, а я переключаюсь на следующего «посетителя».
– Ну, что, Прохор Петрович, рассказывай, как дела.
– Докладаю, вашбродь! В наличии полный штат стражи, двенадцать человек. Все до германца там и служили. Оружие взяли у германов. – Довольный, скорее всего, новым статусом Круталевич бодро рапортует, а затем подкидывает интересный вопросик: – В камерах же ешо полным полно народу. Может, выпустить их, а, вашбродь? Не, которые шпана и злодеи, те останутся, тут и разговору нет, а вот кто при германце попал за всякие пустяки…
– Ну, ты и вопросы задаешь, Прохор Петрович!.. Ты у нас кто? Временно исполняющий должность начальника арестного дома. Вот сам и решай. Только я бы на твоем месте с отцом Павлом о каждом посоветовался.
– Слушаюсь… Да, вашбродь, тут ешо вопросик имеицца… – Унтер нерешительно оглядывается на стоящего рядом с ним спутника в застиранной форме старого еще образца… с палкой в руках и деревяшкой вместо правой ноги. – Тута вот сосед мой, Николай Спиридоныч, тож повоевать рвётся…
– Погодь, Прохор, я и сам говорить-то могу, – старый вояка ворчливо обрывает Круталевича, вытягивается, кидая руку под козырек видавшей виды фуражки, и браво представляется: – Ваше высокоблагородие, отставной бомбардир долговременной батареи перваго форту крепости Порт-Артур Николай Спиридоныч Якушевич до обороны городу от неприятеля прибыл!
Вот так вот, ни много ни мало!.. Ну, теперь бояться нечего, блин, коль сам Якушевич на подмогу явился!..
Наверное, последняя мысль как-то отразилась на моем лице потому, что отставной бомбардир недовольно супит брови и ворчит, сдерживая плохо скрываемую обиду:
– Вы, ваше высокоблагородие, не глядите, што одна нога у меня деревянная! Около пушки прыгать не помешает. Я, промежду протчим, за любого номера сработаю!.. Ежли б не деревяшка ета окаянная, дослужился б да старшего фейерверкера, а то б и да батарейнаго фельдфебеля!..
