Аникей Александрович поначалу откровенно струхнул. И, конечно же, у него ничего не получилось. Еще и обрубок пальца все время больно цеплялся за «высокопрочный магазин», отчего Тавказаков отдергивал руку и ронял патроны. В конце концов Злыдень сжалился и сначала показал, как это делается – оказалось, ничего сложного, – а потом сам весь магазин и снарядил. Прищелкнул его к винтовке, показал, как ставить переводчик режимов на стрельбу очередями или на одиночную, взялся за рукоятку затвора и строго сказал:
– Смотри! Отвел в крайнее заднее положение и отпустил. Все! Затвор никогда не надо сопровождать рукой, понял?
– Я не буду, – пообещал Аникей.
А потом они постреляли. По деревьям, по веткам. «Маша» оказалась удобной не только с виду. Ученому не хотелось выпускать ее из рук – так бы и носил всю жизнь, прямо хоть женись.
Злыдень будто подслушал его мысли:
– Она теперь твоя. Совет, как говорится, да любовь. Чистить не забывай. Как разбирать, я показал. Будут вопросы – обращайся.
– А патроны?
– Патронов у нас – навалом. Покажу потом, где лежат. Снаряди сразу магазина три-четыре. Один – на «Маше», остальные всегда носи в подсумке. Уяснил?
– Так точно, – вырвалось у Тавказакова, хотя он вовсе не собирался шутить. Но сталкер никакой иронии и не уловил, кивнул лишь:
– Вот и ладно. Тогда урок окончен.
– И что теперь?
– Говорю ж, снаряжай магазины. Они всегда должны быть под рукой.
– А на охоту сегодня пойдем? – совсем как сын-подросток строгого отца, спросил Аникей Злыдня.
– Наохотишься еще. Пусть палец заживет сперва.
Сами же сталкеры на охоту пошли, ведь вчера, спасая ученого, они так ничего и не добыли, а старые запасы, в том числе и благодаря новому едоку, почти закончились.
Сначала, услышав, что его новые друзья собираются уходить, Аникей мысленно запаниковал; оставаться одному в освещенной факелами пещере ему совсем не хотелось, жутковато было. Но тут он вспомнил, что Грибок на охоту не ходит, и сразу успокоился.
Аникей Александрович заметил, что и сам Василий Сергеевич заметно повеселел и тут же это озвучил:
– Хорошо, что вас не берут. А то я, как один остаюсь, мандражировать начинаю: а ну как «урфины» нагрянут? Вот не ходят они по жилищам, а тут как на грех нагрянут! Я ведь «везучий», сами знаете.
– Так вы думаете, от меня будет много толку? – усмехнулся Аникей. – И вот еще что я хотел попросить: не зовите меня на «вы», я вас младше едва не вполовину.
– Спасибо за «комплимент», – буркнул Грибок, но тут же заулыбался. – Да я всех на «вы» зову, не обижайтесь. Мне привычнее так, не знаю почему. Но это не значит, что я вас не уважаю, – напротив!.. А переучиваться мне как-то… знаете…
Одноногий «доктор» замялся, и ученый поспешил его успокоить:
– Ладно-ладно, это несущественно! Обращайтесь, как вам удобнее. Но тогда и я уж…
– Безусловно, – кивнул Грибок и поправил очки. Потом опять засмущался, забормотал: – Понимаете, просто если вдруг вы на «ты», а остальные услышат, им станет неловко, они ведь меня тоже на «ты»… и как-то, знаете…
– Все, Василий Сергеевич, – положил ему на плечо руку Тавказаков и улыбнулся: – Вопрос закрыт.
– Хорошо, – улыбнулся в ответ «медик». – Но в данном случае все-таки лучше Грибок. Здесь так удобнее, я уже говорил. Знаете, есть такие места, такие обстоятельства, где законы – свои. Причем они как-то гармонично во все вписываются. Вернее сказать, они будто этими обстоятельствами непосредственно и пишутся. Вы меня понимаете?
– Вполне. Вы – Грибок, я – Беспалый. Ныне, присно и вовеки веков.
– Аминь, – подтвердил одноногий «доктор».
Сталкеры тем временем ушли. И Грибок, которому, как видел ученый, все еще было не по себе после этой разборки насчет «выканья-тыканья», вдруг оживился и, стуча костылями, поскакал к своей лежанке. Сел на нее и позвал Аникея:
– Идите сюда, идите! Я же вам обещал показать!
«Что?» – почти уже вырвалось у доцента, но тут он увидел, как Грибок развязывает штанину на культе, и сразу все понял.
– Не надо, что вы! – непроизвольно выкрикнул Тавказаков, реально испугавшись, что его сейчас стошнит, но «доктор» то ли не уловил его страха, то ли специально решил над ним поиздеваться, а скорее всего даже не подумал, что его прекрасный обрубок может кого-то напугать.
– Идите же, идите! Что вы оттуда увидите? – снова позвал он.
И Аникей, стараясь не смотреть на бледный, поблескивающий срезом «окорок», все-таки подошел.
– Возьмите палку! – потребовал Грибок.
– К-какую палку? – пролепетал ученый.
– Да любую! Ну, вот, хоть мой костыль. Да смелее же, смелее! Вы ведь ученый, вот и проделаете сейчас опыт.
Грибок сунул в руки Аникею свой костыль и приподнял культю:
– Суйте!
– Что?.. Куда? – невольно глянул Тавказаков на круглую блямбу, блестевшую и впрямь словно отполированный металл. И его отвращение тут же улетучилось, уступив место любопытству исследователя.
– Вот прямо туда и суйте, – показал на нее глазами Грибок.
– А вам не будет больно? И, простите, как, да и зачем его туда… э-ээ… совать?
– Больно мне не будет, а совать туда… как вам сказать… Да вы тыкните – и сразу поймете.
И Аникей Александрович «тыкнул». Сначала лишь коснулся кончиком костыля «блямбы». Хотя нет, коснуться не получилось, он попросту не почувствовал никакой преграды, а остановился, когда деревяшка погрузилась в «металл» сантиметра на два.
– Не стесняйтесь, смелее! – подбодрил его «медик», и доцент стал осторожно двигать костыль дальше.
Он, так и не встретив никакого сопротивления, просунул сквозь блестящую нашлепку больше половины костыля – то есть длину куда бо́льшую, чем сама культя.
– Но… как?!.. – воскликнул обалдевший ученый.
– Вот то-то же! – торжественно провозгласил Грибок. – А вы говорите: «Зачем совать?»
Глава 5
Когда сталкеры рассказывали Аникею Александровичу о схватках с «урфинами», ему более-менее стало ясно, как и когда это происходит. Нет, пока еще очень смутно, но главное он для себя уяснил: зомби с ртутными головами сами в жилища сталкеров не приходят. И сейчас это его успокаивало.
Однако, будучи ученым, он не рассмотрел один вариант, который пришел бы в голову не то что ученому, а и человеку, вовсе не имеющему образования, за что потом доценту было ужасающе стыдно. Впрочем, что бы он сделал, даже если бы учел подобное развитие событий, как бы он мог их изменить? Но практика практикой, а теоретически он это должен был предусмотреть, и не просто должен – обязан. Ведь это напрашивалось само собой! Если стычки с «урфинами» случались у сталкеров во время охоты (или иных мероприятий, пусть даже просто прогулок, но именно вне дома), а также если соперник устраивал им так называемый «общий сбор», то было бы очень логично предположить (и нужно, обязательно нужно было бы!), что этот сбор вполне может быть объявлен и в то время, когда сталкеры охотились, гуляли, собирали, тудыть их, как говорится, в качель, гербарий!.. Ведь сталкеров в Зоне… или как ее тут?.. в Учебке много. Если ждать, пока все по своим пещерам разбредутся, так это только ночью воевать. А ночью темно. И спать охота. Хотя «урфины», как подозревал Тавказаков, вряд ли спали. Но ведь им для качественной тренировки нужны были свеженькие, а не сонные спарринг-партнеры. Да и вообще, скорее всего, «сигнал» общего сбора срабатывал на территории всей Учебки, а не только в жилищах сталкеров.
