– А почему «воздушная подушка»? – поинтересовался Сысоев. – Уже приходилось сталкиваться?
– Нет, просто ассоциация в голову пришла. Да и надо же как-то назвать. Что ж мы – потом так и будем говорить: «Та аномалия, с которой свалился Дед и отшиб себе задницу»?
– Не надо так говорить, – проворчал Николай Николаевич.
– Вот и я к тому же. А еще нам неплохо бы придумать название и для нашей группировки. Здесь они как раз такие, малочисленные, по три-четыре человека. Я, между прочим, и для той группировки, что меня приютила, название придумал – «Промедление».
– Нам такое не подходит! – замотал головой Дед, забывший уже, похоже, про ушиб. – Мы, так сказать, медлить не любим. Мы не тормоз, мы – огонь!
– Ага, – усмехнулся Беспалый. – Аж дым из одного места.
– Кстати, «Дым» – неплохое название, – сказал Тетерин. – Емкое, едкое, туманно-загадочное. Будем «дымными». Или «дымчатыми»?
– «Дымчатые» – это уже что-то попсовое, не сталкерское, – поморщился Дед. И тут же быстро добавил: – Но это лишь мое мнение!
– Постойте, – нахмурился профессор Сысоев. – Но у нас ведь уже имеется название – «космиты»
[8].
Доцент Тетерин тоже нахмурился. Не глядя на старшего коллегу, он произнес:
– Мы ведь сами решили расстаться… мы ведь сами вышли из той группировки, разве нет?
– Мы же их не бросили в беде! Это было общее, взвешенное решение! Вы ведь тоже…
– Да я же вас не обвиняю! – досадливо махнул рукой Тетерин. – Простите, Юлий Алексеевич… Я никого ни в чем не обвиняю, просто хотел напомнить, что «космитов» больше нет. По крайней мере, мы – больше не «космиты». Из нас и в космосе-то никто не был. Так что, думаю, «дымные» будет в самый раз.
– Лично у меня «дымные» вызывает нехорошую ассоциацию, – поморщился Сысоев.
– «Дымные черви»?
[9] – догадался Олег Дмитриевич.
– Именно. Неприятно, знаете ли. Может, лучше «туманные»? Как раз, как вы сказали, туманно-загадочное.
– Ну, «туманные» так «туманные», – пожал плечами Аникей Тавказаков. – Все согласны?
Ответить ему не успели. Перед так и оставшейся безымянной группой выросли вдруг, будто грибы, шесть мускулистых мощных фигур, голых, но словно обернутых пленкой, с черными автоматами наперевес. Четверку друзей они стремительно взяли в сжимающееся кольцо. Но еще до этого Николай Катков заполошно выкрикнул:
– Я не могу на такое смотреть! Что у них с головами?!
Часть 2
Наследие «Ревды»
Глава 10
Плюх, Забияка и Блямс долго шли молча. «Богомол» пытался сначала «поблямкать», но, видя, что Егор отвечает ему неохотно, а Илона и вовсе не реагирует, тоже замолчал. У косморазведчика на душе скребли кошки. Он догадывался, что примерно то же самое переживает и любимая. Все вышло как-то неправильно – не так, как должны поступать друзья. Да, вроде бы все обговорили, и все они – взрослые люди, способные принимать решения и отвечать за них, а все равно что-то сверлило Плюха внутри, зудело, ныло. В Зоне нужно сплачиваться, стоять друг за друга горой, а они – наоборот, разделились!
А больше всего его мучило чувство собственной вины за произошедшее. А ведь поначалу он испытал такое счастье! «Я туда, где есть ты», – сказал зеленый друг. Илона думала так же. Ученые же и не обязаны были испытывать к нему нечто подобное. Они ведь, по сути, изначально были случайными попутчиками. И вот – пути разошлись, это грустно, но естественно… «А вот и не естественно! – ковырнул больную рану Плюх. – Эта Зона не туризма, ёхи-блохи, а… смерти!» И он опять подумал, что здесь надо держаться вместе, а не расходиться в разные стороны. А еще, что ему, космическому разведчику третьего класса, нужно было проявить больше настойчивости и воли, объяснить как следует преимущество его варианта, убедить…
Хотя… Если уж говорить откровенно, какие преимущества были у его варианта? Что значит «объяснить как следует», если он сам понятия не имел, что могло их ждать возле разбитой «Ревды»? Скорее всего, смерть. Нужно было смотреть правде в глаза. И, скорее всего, смерть мучительная, как сказал профессор Сысоев. «А я, упрямый болван, повел туда свою любимую и друга! Может, не настойчивости мне нужно больше, а тупого упрямства меньше? И… может, еще не поздно переиграть, догнать ученых, пойти вместе с ними к «дну»? «И пойти вместе с ними на дно, – тут же продолжило взбудораженное сознание. – На вечное дно небытия»».
Плюх замедлил шаг и встал, собираясь крикнуть Илоне, которая шла впереди, чтобы та остановилась, что нужно еще раз все обсудить. Но девушка вдруг сбавила шаг и сама. Подняла руку:
– Чувствуешь?..
И он почувствовал. Земля вздрогнула. Видимо, уже не первый раз, если обратила внимание Забияка. Это он, решая «быть или не быть», совсем позабыл, что они еще в Зоне. Гайку они больше не бросали – Блямс справлялся с выявлением опасностей лучше, а время было теперь ценою в жизнь, – но местами по привычке все же менялись. Да и внимательность нужно было сохранять в обостренном режиме не только из-за аномалий – мало ли в Зоне такого, на что Блямс и не отреагирует, подумает: так и надо.
А земля вздрогнула снова – на сей раз весьма чувствительно, Плюха качнуло. И сразу же тряхнуло так, что все трое повалились с ног. Небо замигало как неисправная лампочка. Запахло озоном и… смертельной опасностью. Разведчик вскочил и бросился к подруге. Та уже тоже была на ногах. Прискакал и Блямс.
– Будем прощаться? – сухо спросила девушка.
– Ты что? Зачем?! – попытался обнять ее Плюх. Она отстранилась и мотнула головой:
– А ты вверх посмотри.
Он посмотрел. Небо Зоны стало другим. Там больше не сверкали молнии. И там больше не было туч – ни черных, ни багровых. Оно напоминало теперь молоко, в которое капнули вишневого сока. А может быть, крови… «Молоко с кровью, – всплыло вдруг в сознании косморазведчика. – Вроде бы это что-то значит. А, нет! Там, наоборот, кровь с молоком». Где это «там», что за кровь, он тут же и забыл. Небо стало розовым. Это было даже красиво, уж куда приятней, чем до этого. Но значить это могло только одно: Зона стала меняться. И это говорило о том, что началось ее уничтожение.
Земля снова дрогнула, но уже словно нехотя, устало.
– Гляди, – показала вперед Илона.
Но Плюх и сам уже видел. Изменилось не только небо. Поменялось и все вокруг. Теперь перед ними не было кустов, не было травы, не росли больше на обозримом пространстве деревья. Перед путниками лежали лишь камни. Россыпи серых камней, желтый песок и красновато-бурая потрескавшаяся сухая почва до самого горизонта. Егору вспомнились фотографии Марса, сделанные до начала его терраформирования. Просто один к одному. Если бы не воздух и не земная сила тяжести, можно и впрямь было представить себя на неосвоенном Марсе. Или на другой, похожей планете.
