– …лышишь?.. Егор, ты слышишь меня?.. Блямс-блямс-блямс!.. – доносилось, будто сквозь вату.
– Что теперь делать?..
– Блямс-блямс!
– Да я уже дала ему это понюхать. И пить давала, вон, все мимо пролилось. А если он умрет?..
– Блямс.
– Ага, тебе легко говорить. Откуда ты знаешь? А я без него не смогу-уу…
«Что это? – забрезжила мысль. – Кто это плачет? Голос Илоны… Да нет, чего ей плакать?.. И без кого она не может? Без Блямса?.. А с кем она разговаривает, разве не с ним? Стоп… Как она может разговаривать с Блямсом, если переводчик у меня? Ёхи-блохи, но если переводчик у меня, почему тогда сам я слышу только блямканье?»
Плюх открыл глаза. Возле него с полукольцом переводчика на голове сидела Забияка. Рядом подпрыгивал «богомол». Глаза у подруги были красными и мокрыми.
– Что случилось? – спросил разведчик и удивился, какой тихий у него голос. А еще у него, оказывается, сильно болела голова.
– Егорушка! – прильнула к нему Илона. – Живой!
Девушка принялась его целовать, но быстро отпрянула.
– Блямс-блямс! – запрыгал вокруг «богомол».
– Что он говорит? – стараясь не морщиться от боли, приподнялся на локте Плюх.
– Дословно? – улыбнулась сталкерша. – «А ведь я произносил фразы о том, что почти самый лучший человек Егор еще будет функционировать в сознательной фазе!»
– Почти самый лучший? – хмыкнул косморазведчик. – А кто не почти? Кто тогда самый?
– Блямс, – потупился «богомол».
– «Забивающая настоящего быка готовая к сражениям женщина», – перевела девушка.
– И кто это? – заморгал, уставившись на друга, Плюх.
Тот, совсем потерянный, указал лапой на Илону.
– Я поняла, – прыснула вдруг та, прикрыв рот ладонью. – То, что переводит эта штука, и впрямь нужно корректировать. «Готовая к сражениям» – это, видимо, мое офицерское прошлое упомянуто. Только она ведь и мое прозвище умудрилась перетолмачить. «Забивающая настоящего быка» – это «заби…» и «яка». Поскольку як – это животное из рода настоящих быков, насколько мне помнится.
– Откуда тебе это помнится?
– Биологию в академии изучали. Не основной предмет, но и не лишний. Для офицерской службы, полевой в особенности, – весьма и весьма.
– Значит, самая лучшая она? – кивнув на Илону, спросил у Блямса Плюх.
– А ты станешь возражать? – незаметно подмигнула ему девушка.
– Не стану. Но ведь, по сути, если скорректировать перевод, Блямс сказал, что ты лучше всех?
– Так точно, – улыбнулась Илона.
– А ты говорила, что именно такими словами признаются в любви, когда не могут сказать «люблю» прямо?
– Именно.
– Тогда, – поднялся Егор на ноги и вытянул к Блямсу, словно пистолет, указательный палец, – я вызываю тебя на дуэль. – И обернулся к любимой: – Так это у вас делается?
– Ну, знаешь ли, вообще-то я из двадцать первого века, а не из девятнадцатого. К тому же, вызывая на дуэль, бросали перчатку.
– А нет перчатки, – развел руками Плюх. – И так сойдет. Идем драться, дружище.
– Б-блямс, – растерянно проблеял тот.
– Не пугай ты его, – нахмурилась девушка. – Блямсик и без того натерпелся, когда мы перед ним в мельтешащие полосы разлились. А не успел понять, что да как – бах! – в тебя врезался и едва не убил.
– Ладно, – все-таки поморщился от боли Егор. – Прости, Блямс, я шутил. И ты все правильно сказал, она лучшая.
– А ты чего кривишься? Болит что?
– Голова. Немного.
– Видать, сотрясение получил. Тебе бы лежать. Но… – развела сталкерша руками.
– Належусь еще. Давайте-ка пойдем. Неизвестно, когда здесь темнеет.
– Нет уж, давайте-ка тогда перекусим, коли наконец опять вместе. А уж подкрепившись – и двинемся.
Плюх бы, может, и поспорил, но предатель-живот утробным урчанием проголосовал «за».
Глава 16
Двинуться не получилось и после еды – стало смеркаться. Именно смеркаться, почти как дома. Плюх любил это слово – умиротворенное, доброе. Похоже, не он один.
– Смеркается, – сказала Илона. – Давайте-ка быстро шалаш соорудим!
– А стоит? – глянул в сереющую небесную пустоту Егор. – Похоже, здесь тоже дождей не бывает.
– А зверей? – прищурилась Забияка.
– Ты не хуже меня знаешь, что хищник нас и в шалаше унюхает и достанет. В любом случае придется дежурить по очереди.
– Блямс! – подпрыгнул «богомол».
Хоть переводное устройство и было теперь у Илоны, Плюх и так понял, что хотел сказать зеленый друг. И ответил:
– Кроме тебя. Прости, без оружия слишком опасно. А шалаш, – посмотрел он на любимую, – это больше психологическая защита, но мы ведь…
– Не поясняй, – поморщилась девушка, – не маленькая. К тому же, поздно уже делать шалаш, темнеет быстро. И давайте, трубите с Блямсом «отбой», я первая стану дежурить, выспалась.
Косморазведчик не стал спорить, улегся в траву, пристроив под голову рюкзак. «Печенгу» положил рядом, чтобы схватить, в случае чего, сразу. И очень быстро вырубился.
Ему давно не снились такие яркие, реалистичные сны. И уж совсем давно он не видел во снах родную Академию. А теперь он стоял навытяжку в ее главном зале перед начальником Академии, космолетом высшего класса Максимом Денисовым и лепетал нечто невразумительное.
– Где корабль?! – рычал на него Денисов, в реальной жизни никогда не повышающий голоса. Даже приказы отдавал всегда спокойно и ровно. А тут… – Зачем ты взорвал «Ревду»? Кто дал тебе на это право?!
– Я… мне… там… – пытался оправдаться Егор Плужников, но все слова куда-то разлетелись, не поймать.
– Рапорт на стол! – вдарил кулаком по невесть откуда взявшемуся столу начальник.
Стол был дощатый, грубо сколоченный, заляпанный бурыми пятнами… «Это кровь, – шевельнулись у Плюха волосы на затылке. – Здесь он казнит провинившихся!»
И правда, в руках у Денисова сверкнула сабля.
– Извольте склонить голову, сударь! – приказал он.
– Может, все-таки рапорт?.. – прорезался у разведчика голос.
– Успеется рапорт. После! А теперь вам Зону нужно спасать.
– А как же без головы-то?
– Поймите, голубчик, – обнял его за плечи расплывшийся в рыхлого дядюшку начальник. – Голова в некоторых вещах – только помеха. Без нее-то – ни страха тебе, ни жалости. Знай руби врага, – замахал саблей опять ставший прежним Денисов. Он принялся тыкать ею в Плюха, не больно, но чувствительно: – А упал – поднимайся, вставай. Вставай, вставай, смена!..
