– Хорошо, – удовлетворенно покивала Забияка. – Спасибо. Вот это дело! Поскольку я сама уже начинала сомневаться, как остаться незамеченными на поле. Одно смущает: а вдруг все же начнут стрелять? По тебе, ты говорил, не стреляли, возможно, и потому еще, что у тебя патроны кончились. То бишь за угрозу тебя не считали, а просто так спарринг-партнера в расход пускать расточительно. Но теперь-то оружие будет заряжено.
– А кто нам мешает его разрядить? – спросил вдруг косморазведчик. – Мало того, перед тем как идти навстречу «урфинам», мы можем демонстративно отстегнуть магазины и даже… ну, отбросить их, что ли.
– Тогда уж вообще автоматы оставить, – сказал Сысоев.
– Нет, оружие нам может пригодиться потом. Мало ли! И запасные магазины с патронами будут у нас с собой в подсумках.
– Годится, – кивнула Забияка. – А еще важно выбрать момент, когда выдвигаться. Слишком рано – боюсь, могут все же начать стрелять, не поймут издали, что винтовки без магазинов. Да и вообще много у них будет времени для принятия решений тогда. Но и совсем поздно выходить нежелательно – не успеете добежать до другой стороны поля… Ладно, там сориентируемся, я дам команду, когда выступать. Только тогда уж действуйте решительно, вперед так вперед. Замешательство в таких случаях, как правило, приводит к плохим результатам. И вы, Егор и Злыдень, за Юлием Алексеевичем присматривайте, помогайте ему.
– Нет, мы его бросим!.. – проворчал Злыдень.
– Повтори, что ты сделаешь? – свирепо зыркнула на него Илона.
– Буду присматривать и помогать, – буркнул сталкер.
– А мы, – сказала Забияка, – особенно те, кто рядом окажутся, должны будем прикрывать наших друзей огнем. Чтобы «урфинам» на них и глядеть стало некогда. Понятно?
Сталкеры воодушевленно закивали и «задакали». Многие улыбались. Как все-таки хорошо влияют на человеческую психику конкретно поставленные задачи и правильно отданные приказы. Но были и те, кто радоваться не спешил. В частности, доцент Тетерин.
– Все-таки зря вы туда идете, Юлий Алексеевич, – сказал он. – Давайте лучше я, или Аникей. Мы тоже ведь имели дело со «шлюзом».
– Да не только в «шлюзе» дело, Олег! – вскипел вдруг профессор. – Я не хочу сказать о вас с Аникеем ничего плохого, вы умные, талантливые ученые, но согласитесь: мой опыт куда больше вашего! Может, как раз его-то вам и не хватит, чтобы понять, а то и просто заметить какую-то важную тонкость. Это первое. Второе… Может, нескромно об этом говорить, ну да уж сейчас-то… В общем, я всегда мечтал сделать в своей жизни что-нибудь этакое… Не открытие за лабораторным столом, а то и вовсе за письменным, а нечто именно похожее на это – смертельно опасное, с оружием в руках… Наверное, это мальчишество, ну так мужчина – до самой смерти мальчишка, – улыбнулся Юлий Алексеевич.
– А третье? – спросил вдруг Беспалый.
– О чем ты, Аникей?
– Я хорошо вас знаю, Юлий Алексеевич. Вы замолчали, но в воздухе так и повисло: «И, наконец, третье…»
– Что ж, я вырастил хороших учеников, – улыбнулся профессор. – Вы и впрямь уже читаете мои мысли. Что ж… И, наконец, третье. Для выхода из Учебки наверняка потребуются силы. Умение стрелять и драться. У меня ничего этого нет. А погибнуть во время этой… м-мм… разведки – шанс достаточно большой. Так пусть уж лучше это буду я, старик, чем молодые вы.
– Что и следовало доказать! – с вызовом посмотрел на Забияку Олег Дмитриевич. – И вы все равно его отправите?
– Но ведь профессор прав, – тихо, но четко сказала она. – К тому же он вызвался сам. А он… он мужчина, который тоже имеет право выбирать свою судьбу. И который не хочет прятаться за чужие спины, – не удержавшись, стрельнула она взглядом на Гора.
– Я никогда… – возмущенно начал тот, но тут те, кто до этого сидел, вскочили на ноги, а потом все как один двинулись к выходу из пещеры. За исключением Грибка и Блямса.
– О-ру-жие!.. – выдавила Забияка.
А потом они побежали. То есть бежали их ноги – сами по себе. Пусть это и случилось уже не в первый раз, но Плюху все равно было не по себе. Хуже нет, когда тобой управляют. Не командуют – к этому он привык и относился сообразно ситуациям большей частью с пониманием, – а именно управляют. Делают из тебя куклу, марионетку. Разум против этого протестовал, но поделать было ничего нельзя. Вернее, в данной ситуации следовало как раз ничего не делать, подчиниться, поскольку совершать бессмысленные попытки воспротивиться было не только глупо, но и отнимало лишние силы, да и психику дополнительно травмировало тоже. И разведчик, отдавшись неподвластной ему чужой воле, решил пока поразмышлять. В первую очередь над тем, что ему с профессором Сысоевым и Злыднем предстояло выполнить после боя. Проследить за «урфинами»! Это казалось безумием. Да, наверное, таковым и являлось. Но в то же время это было единственной надеждой на спасение. То есть, рассуждая хладнокровно и логически, можно было сказать, что безумным такое решение все-таки не было. Да, они могли при этом погибнуть. Егор, говоря откровенно, отдавал этому варианту даже чуть больше шансов, чем удачному. Процентов шестьдесят, а то и семьдесят. Но с другой стороны, если не делать ничего, то вероятность смерти равнялась уже ста процентам. Хорошо, девяноста девяти, если оставить один процент на то, что хозяева сжалятся над «боксерскими грушами» и станут их кормить. Правда, умрут заложники Учебки не сразу, а дней через… сколько там можно прожить без еды?.. пусть через двадцать. При условии, что сталкеры и впрямь не станут охотиться друг на друга, что, скорее всего, как раз и случится. Тогда не протянуть и десяти дней. Но еще вероятнее, их или «зачистят», или превратят в «урфинов» хозяева. Скажем, в течение недели. Так что́ было лучше: погибнуть сейчас, быстро и, скорее всего, безболезненно, или мучительно ждать неминуемой гибели неделю, две, три? И не просто самому ждать, но и видеть мучения друзей и любимой. «Нет уж, тут даже и выбирать не из чего, – решил для себя Егор. – Конечно лучше погибнуть сразу, сейчас! А еще лучше – не погибать, а выполнить задание, разузнать, куда исчезают эти чертовы «урфины», а потом воспользоваться этим и уйти из Учебки самим». И вот тут возникала эта сволочная дилемма: как поступить? Что делать: сообщать о возможном спасении остальным сталкерам или нет? Часть Плюха – та, что принадлежала гражданину объединенного человечества Земли XXII века, – кричала, возмущенно вопила: «Конечно, да! Какие могут быть сомнения?! Они тоже имеют право на жизнь!» Другая же его половина, включающая инстинкты самосохранения, а также впитавшая в себя за последнее время суровую логику реального выживания, пусть и стиснув зубы, но уверенно цедила: «Сказать всем – это убить всех, включая друзей и Илону. А ее ты обязан спасти, даже сплясав на трупах, в том числе, если нужно, на собственном». Да, последнее не слишком-то вязалось с инстинктом самосохранения, но приоритеты для него уже поменялись; жизнь любимой была многократно важнее своей. Это было не пустыми словами, это действительно прописалось в его естестве на уровне основных инстинктов, став среди них доминирующим. А посему… Нет, додумывать эту гнусную мысль не хотелось, но Егор и так уже знал: если выход окажется таким, что уйти будет непросто, то чужим сталкерам он про него не скажет и другим это сделать не позволит. Потом, конечно, до конца своей жизни будет мучиться и корить себя за это, но… «Немедленно пр-ррекр-ррати! – мысленно зарычал на себя Плюх. – Еще никакого выхода нет и скорее всего не будет, а ты уже занимаешься самобичеванием, придурок! И потом, многие ли из этих чужих сталкеров бросились бы спасать тебя, откройся перед ними выход?» Это был не совсем честный прием, но он более-менее поставил мозги разведчика на место. И как раз вовремя – поле боя было уже видно сквозь просветы между деревьями.
