Нивени.
Я угодила в ловушку.
Мы угодили в ловушку.
– Здравствуй, Немезида.
Я глянула в сторону голоса. Ну разумеется. Сенатор фон Пасус. Жив-здоров, на Хризантеме. От мерзкой догадки у меня упало сердце. Нивени вынудили предать меня, послать нам ложную информацию, а может, Пасус сам это сделал… Он склонил голову набок, его голубые глаза зловеще сверкали.
– Что такое, при виде меня на ногах не дер жишься?
И тут я поняла, почему не могу освободиться. Почему странно себя чувствую, отчего движения замедленные и неуклюжие. Этот гул. За жужжанием ламп, шумом двигателей и ревом вентиляции крылось нечто иное. Что-то неприятное.
«Нейронный глушитель», – с ужасом поняла я. Чертово устройство сидело глубоко у меня в теле, так, чтобы никто не мог его извлечь.
– Твои приятели дьяболики рассказали мне о глушителе, – заметил Пасус. – Занятная вещица. Того громилу, Ката, оказывается, можно вырубить с одного удара. – Он пожал плечами. – Некоторые гранды знатно повеселились, тренируясь на ослабевших дьяболиках. Сплошная выгода для меня. А теперь… мы здесь.
Пасус. Здесь. Он смотрел на меня ледяными глазами; его черные волосы отросли до подбородка. Я снова попыталась вырваться, хоть и понимала тщетность этого.
– Что тебе надо? Где Тайрус? – Я узнала коридор. Он вел в приемный зал императора. Здесь я убила Злючку.
– Император совсем рядом. Совершенно не подозревает о моем присутствии, если те дураки выполнили мои поручения и забили ему голову своими глупыми жалобами, – кивнул Пасус в сторону зала.
– Что ты собираешься с ним сделать?
– Возможно, тебе стоит больше волноваться о себе.
– Отвечай!
– Я уже давно вас жду. Мне пришлось отправиться в изгнание после смерти Дивинии. Можешь представить себе мою ярость, когда я понял, что вы ее отравили. Однако вы не вернулись. Ничего. Я стал ждать. А потом вынырнула эта девчонка-излишняя, рассказала, что случилось, и я чуть со смеху не умер. Похитил ее прямо с планеты и поселил здесь, чтобы мы были в курсе событий. Угадаешь, сколько людей в империи знают правду про Священный город? Я могу их сосчитать по пальцам одной – ладно, двух рук.
Мне стало нехорошо.
– К счастью, один из них я. Вот я и захватил Хризантему. – Пасус присел рядом со мной. Окажись он чуть ближе, я могла бы его пнуть… – Какую умную игру вел наш император, а потом допустил одну фатальную ошибку и все потерял. Я бы много заплатил, чтобы увидеть его лицо, когда он узнал о факторе замедления времени. Пожалуй, и увижу – когда войду в ту комнату.
Я впилась взглядом в его лицо. Сердце грохотало о ребра. Что мерзавец задумал? Что он сделает с Тайрусом? Со мной? Почему меня держат здесь, в плену, ослабшую, но живую?
– Ты не собираешься меня убивать, – поняла я.
Пасус выпрямился.
– Я бы очень хотел содрать кожу с твоих костей, Немезида дан Эмпиреан. Год назад я бы не устоял перед соблазном, но у меня было время подумать. Ты можешь оказаться полезной. – На его лице мелькнуло странное выражение. Он снова присел и оттянул в сторону ворот моей туники.
Заметил. Метку Интердикта. Самую верхушку, но опознал концентрические солнца и побледнел. Да-да, «зверь», что убил его дочь, умудрился получить благословение Интердикта.
– Теперь я Немезида Эмпиреан, – тихо и угрожающе поправила я.
Пасус отпрянул.
– Он не мог.
– Смог. Я получила признание вашей веры, сенатор. Освободите меня.
Ярость исказила его лицо.
– Думаешь, это имеет какое-то значение? Для тебя, монстр?
– Для вашего Интердикта имеет.
Он смотрел на метку с отвращением, почти с го речью.
– Сенатор, освободите меня. Что бы вы ни замыслили против Тайруса, откажитесь от своих планов. Сам Интердикт…
– Осквернил Живой Космос, – выплюнул Пасус. – А наш последний Домитриан попытался осквернить империю. Хватит. Я положу этому конец.
У меня упало сердце. Я в панике дернула задвижку, но освободиться не смогла.
– Что ты задумал, Пасус?
Он смотрел на меня, откровенно упиваясь моими страданиями.
– Я перебрал сотни вариантов того, как отомщу тебе за Элантру. Сотни, Немезида. А когда твои приятели дьяболики попали ко мне в руки, я решил выяснить, что же способно их напугать. Причинить им боль. Сломить. Знаешь, что?
Я не рискнула гадать, просто упрямо молчала.
– Они ничего не боялись. Не ломались. Лишь пялились на меня вот такими же холодными мертвыми глазами. Тогда я понял, что они неуязвимы. Уязвимость – это слишком по-человечески. То есть причинить физическую боль тебе нельзя. – Он улыбнулся. – Но одно слабое место у вас есть. С ним вы ничего поделать не можете. Ты неуязвима, но что до нашего юного императора? Он уязвим. Ему я могу причинить боль. Что бы я с ним ни сделал, ты прочувствуешь это сторицей. Так что живи, Немезида. И смотри.
Я в немом ужасе уставилась на мучителя. Он провел рукой по противоположной стене, включая экран… прямую трансляцию из приемного зала.
А сам направился на выход.
– Нет. Стой, – отрывисто приказала я, осознав: Пасус собирается запереть меня здесь. Чтобы я за всем наблюдала. Тайрус на экране нетерпеливо кивнул и взмахом руки отослал прочь сенаторшу Уолстром, что продолжала суетиться рядом… болтая всякую че пуху.
Она помогала Пасусу. Они все помогали Пасусу.
– Пасус. Пасус! – заорала я, отчаянно боясь остаться здесь… Но он вышел за дверь. Я была беспомощна. Бесполезна.
На экране я увидела, как предатель вошел в зал. Гранды затихли. Тайрус заметил, что все куда-то смотрят, тоже повернулся с улыбкой – видимо, ожидал меня.
А узнав Пасуса, перестал улыбаться.
Глава 23
– Ваше императорское величество.
Пасус сделал полный церемониальный поклон: пройти три шага вперед, встать на колени, прижать руки к сердцу, сделать еще три шага. Так сенатор приблизился к потрясенному Тайрусу; прочие советники попятились, передавая Пасусу полномочия.
– Сенатор фон Пасус, – ответил Тайрус. Он ничем не выдал своего волнения, даже голос не дрогнул. – Какой приятный сюрприз. Весьма неожиданно.
Пасус ринулся к императору и схватил того за руки.
– Как же чудесно снова вас видеть. – И с насмешливым почтением медленно поднес костяшки пальцев Тайруса к своим щекам.
Как только Пасус отпустил его руки, император мгновенно их вырвал и сложил на груди. Новые гранды вошли в зал через другие двери… Тайрус застыл. Он узнал Креденцу Фордайс, и странное выражение мелькнуло на его лице.
