Я уставилась на Гладдика; в ушах шумела кровь.
– Он… он вроде не похож на слабоумного.
– Страдает не интеллект. А… не знаю, как сформулировать. – Он неопределенно махнул у своего лба. – Эмпатия. Совесть. Вот почему им пришлось превратить его в нищего – без собственных денег он не представляет угрозы…
Ярость ослепила меня. Ну конечно. Вот в чем их план. Неважно, хочет враг задушить тебя или нет, если ты успел отрубить ему руки.
– Но настоящая причина… – Гладдик перешел на едва уловимый шепот: мы оба заметили, что люди начинают посматривать в нашу сторону. Вскоре нас попытаются подслушать. – Они надеются, что веналокс сведет на нет тебя.
– Меня.
– Части мозга… они сообщаются меж собой. Если стереть эмпатию, стереть совесть, то, наверное, можно стереть… тебя.
Привязанность императора ко мне.
Ледяная рука сжала мое сердце. Наконец я четко увидела их цель. Разве сама я некогда не знала ни сочувствия, ни угрызений совести – ни любви? До того, как меня привязали к Сидонии, я была совершенно неспособна испытывать какие-либо чувства.
Когда я отошла от Гладдика и зашагала обратно к Тайрусу, который наблюдал за мной своими ясными умными глазами среди толпы врагов, то почувствовала, как меня пробирает дрожь. Внезапно на ум пришло воспоминание. Когда Пасус обговаривал нашу свадьбу в Великой Гелиосфере, Фустиан упомянул ски петр.
И сенатор долго и пристально разглядывал Тай руса.
Прикидывал, как скоро достигнет цели. Когда я стану безразлична императору. Собирался ли Пасус убить меня в тот день, когда Тайрус меня разлюбит? Или надеялся, что император сам пожелает избавиться от опостылевшей жены?
Я подошла к Тайрусу. Он взял меня за руку и одарил мягким взглядом.
Еще не поздно.
– Ты ему не сказала, – предупреждающе проговорил он.
Ему было плевать, что Гладдик умрет. Гладдик, который ничего нам не сделал. И дело было не только в том, что сложившаяся ситуация бесила Тайруса. Я прогнала тревожную мысль.
– Я отослала его горевать в уединении. Никому не нужны его слезы.
Лицо Тайруса потемнело.
«Да, я знаю, что ты сделал с его отцом».
– У меня были веские причины, – сказал он.
– Я знаю.
Я не стала опускаться до лицемерия и обвинять его в убийстве. Мы словно поменялись местами. Он был сам на себя не похож. И теперь я знала причину.
Мы с Тайрусом первым же указом запретили бои животных. Конечно же, Пасус решил отметить нашу свадьбу восстановлением обычая. На арену выпустили тварей для разогрева. Толпа оживилась, готовясь к кровавой жертве, ради которой все и собрались. Первую пару составляли старая мантикора Рандевальда и гибрид, напоминающий медведя.
Последнего явно ошеломила внезапная свобода. Мантикору же нет; она издала оглушительный визг и ринулась вперед. Пролилась первая кровь; толпа заревела.
Я воспользовалась моментом, наклонилась и принялась целовать Тайруса в шею. Любой свидетель решил бы, что меня вдруг ни к месту потянуло на нежности.
А я рассказала императору о веналоксе.
Тайрус никак не отреагировал на новость. Поначалу я даже решила, что он меня не понял, но потом заметила сплетенные вместе пальцы. У него тряслись руки.
– Вот в чем дело. Вот почему я почувствовал… – он не договорил.
Медведь пал, но достойного боя не вышло. Послышались стоны разочарования. Мантикора слизала кровь с губ, а на арену выбежало новое чудище: занятная помесь льва с акулой. Зрители лихорадочно принялись делать ставки.
– Видишь, почему я не согласилась, – тихо произнесла я, – когда ты заявил, что не желаешь использовать Ката и Живодера.
– Ты считаешь… я должен больше переживать.
Я кивнула.
Лев почуял кровь и мгновенно подобрался. Когда мантикора кинулась на него, он был готов, и эта схватка вышла более жестокой. Мантикора все же сразила его ударом отравленного хвоста – жульнический прием, изобретенный самим Рандевальдом. Гранды недовольно заворчали, мол, этот парализующий яд вечно портит зрелище.
Нас накрыла тень: это Пасус подошел со своей не менее ядовитой, чем хвост мантикоры, улыбкой.
– Ваше величество. Немезида. Надеюсь, вы хорошо выспались. Прошлой ночью было множество разочарованных людей.
Тайрус вытянул руки на спинках наших кресел, даже не скрывая своего отвращения к сенатору.
– Полагаю, вам пришлось вернуть деньги за би леты.
– Какого же низкого вы обо мне мнения, – выбранил его Пасус. – Я не посмел бы наживаться на столь священном мероприятии. Мне платили исключительно по доброй воле и услуги ради. – Он положил скипетр на пьедестал.
– Не уходите далеко, – тихо сказал Тайрус. – Нам надо обсудить предстоящий бой.
Пасус вопросительно посмотрел на него. Затем заявил:
– Я всегда рядом.
Губы Тайруса растянулись в улыбке. Пасус занял место прямо перед нами.
Я посмотрела на арену. Одни боты убирали кровь и останки гибрида льва, другие ударами тока усмиряли мантикору, чтобы загнать ее в клетку и увезти прочь.
Выехал экран со ставками на поединок между дьяболиками, но ни я, ни Тайрус не приняли участия в пари. Пасус же поставил на победу Ката.
А потом глушитель выключили. Я мгновенно почувствовала это, потому что мускулы вдруг напряглись, будто очнулись от спячки. Сам мир показался мне ярче.
Я размяла плечи, и губы Тайруса дрогнули.
– Посмотрим, – сказал он и протянул мне руку.
Я ухватилась за его ладонь, мы поставили локти на ручки кресел, и он попытался меня побороть. Несколько секунд я поддавалась, а потом резко уложила его руку. Он ухмыльнулся, я тоже.
Силы вернулись.
– Помощь нужна? – кивнула я на Пасуса.
– О нет, я сам, – поклялся Тайрус. Зловещее предвкушение вспыхнуло в его глазах. Он убьет Пасуса лично. – Дело не в веналоксе. Я хочу, чтобы он умер.
– Нет. Веналокс тут ни при чем.
Надеюсь, в суматохе я сумею это увидеть.
Толпа радостно заорала: пару дьяболиков подняли на арену. Они были совершенно голые, благодаря чему все видели их мускулистые тела. Вместе с ними подняли и стойку с оружием. Живодер и Кат не обращали внимания на шум, словно были не человекоподобными существами, а высшими созданиями.
– Пора. – Тайрус предложил мне свободную руку. – Любимая?
Я вложила свою ладонь в его, и мы отправились на свое жертвоприношение.
Вот только не то, которого ожидала толпа. Сейчас они радостно кричали.
А скоро завопят от ужаса.
