Голос Фустиана нан Домитриана стал более хриплым, но все равно не до конца походил на голос настоящего Ортаниона.
– Как вам известно, – заговорил он, – я провел многие века, живя в Священном городе.
Я быстро переместила взгляд на Тайруса. Император сосредоточенно смотрел на Фустиана. Интересно, заранее сказал, что надо говорить, или сейчас как-то мысленно диктовал? Возможно, у Фустиана в ухе имелось устройство, в которое ему подсказывали слова.
Тайрус правильно выбрал марионетку. Священник был слишком труслив, чтобы разоблачить правителя в прямом эфире, достаточно тщеславен, чтобы радоваться вниманию, а еще обожал пустые напыщенные речи.
– И сегодня, пред лицом этого ужасного злодеяния, совершенного варварским сенатором фон Пасусом, нам, как никогда, важно подтвердить свою преданность Живому Космосу. И нашу любовь и почтение к импе ратору.
Вот в чем суть.
Тайрус взял меня за руку, и мы вылетели из ложи в залу. Серебристое одеяние колыхалось вокруг меня, но с браслетами управления творилось что-то неладное. Я попыталась их настроить, отрегулировать свое движение…
И поняла, что не имею над ними власти.
Их контролировал Тайрус.
Такая мелочь. Такая мелочь, и, вероятно, он делал это, даже не задумываясь… но моя решимость уничтожить скипетр вспыхнула с новой силой. Я не стану с этим мириться.
Тайрус говорил речь, будто годами мысленно ее репетировал, обличал сенатора фон Пасуса, что забрал у него власть. То была смесь правды и лжи о поступках сенатора.
– Но теперь этот враг нашей галактики повержен. Мы не забудем минувших трагедий, – пообещал Тайрус. – Прочих заговорщиков уже вычислили и приговорили. Мы обрушим нашу месть на всех, кто желает забрать эту империю у ее народа.
Под купол влетел рой ботов – охранников, медиков и обслуги – и закружил вокруг нас. Такое проявление власти императора заставило толпу зареветь от восторга. Тайрус повернулся ко мне внутри сверкающего вихря, взял за талию и притянул ближе для поцелуя. Я не закрыла глаза… он тоже… Император чуть сильнее сжал руки, и под напором его губ мои поддались. Внезапно боты разлетелись в разные стороны, а мы с Тайрусом направились обратно в ложу.
Итак, представление. Я не могла смотреть на любимого без боли в сердце, поэтому попыталась отвлечься на показавшихся в зале пернатых танцоров. Зазвучали первые аккорды музыки гармонидов…
И я узнала танец.
Я выпрямилась и, не веря своим глазам, уставилась на Тайруса. Консекрация Возлюбленных Усопших.
– Ты же запретил этот ритуал. Лично запретил.
– Я поспешил, – ответил он, сплетая пальцы. – Упустил символическую важность зрелища. Оно послужит хорошим посланием.
– Хочешь, чтобы все они увидели просто очередного Домитриана.
– Хочу, чтобы все увидели: мне должно подчи няться.
Император посмотрел на меня, и я невольно подумала: а не обо мне ли он говорит?
Вылетели дрессированные птицы, а за ними церемониальный Пречистый…
Я будто оглохла. Я знала этого Пречистого. И поняла, почему Тайрус смотрит на меня с молчаливым ожиданием. Вот о каком послании он говорил.
Гладдик фон Атон.
– Я намерен ясно дать тебе понять: я ничего не упускаю, Немезида. Не смей плести заговоры за моей спиной.
Глава 48
Я вскочила с кресла, но из-за нулевой гравитации едва не вылетела из ложи. Пришлось цепляться рукой за потолок. Мир словно опрокинулся.
– Сядь, – приказал Тайрус.
– Нет, – яростно отрезала я. – Ты собираешься его убить.
– Да. Именно так.
– Ты не можешь это сделать.
– Позволь не согласиться. Почему термит?
Я промолчала.
– Гладдик попытался его поискать после вашей беседы. Странный запрос. Я заметил. Затем проглядел записи с камер наблюдения за последние часы и узнал, откуда это слово взялось в его словаре. Скажи, ты сама-то знаешь, что такое термит? Помнится, я сам его упоминал – в весьма специфическом контексте. И как ты собиралась добраться до скипетра? Отрезать мне руку?
– Я… Тайрус, нет…
– Его там больше нет. Он небольшой, но все равно ощущается как длинная металлическая щепка. Пришлось его вынуть.
Он достал узкий и длинный футляр. Я резко втянула воздух, увидев, как он выудил оттуда знакомую серебряную пластину.
– Ты хотела уничтожить его.
Я уставилась на пластину. Глушитель молчал. Я уже видела, как Тайрус выключил его с помощью мысли – полагаю, обратный процесс также не составит проблемы. В противном случае я вырвала бы скипетр из его рук и уничтожила бы любым способом.
– Да. Я попросила Гладдика.
– Ради чего?
– Чтобы лишить тебя власти над всем этим.
– И бросить меня на растерзание врагам? Опять? – едко спросил он.
– Нет. Нет, я хотела привести тебя в чувство. Силком, если потребуется. Мне не стоило отдавать тебе скипетр. Взгляни, что ты натворил с этой силой. Посмотри наружу! На все эти отсутствующие лица! И Гладдик… Он ни в чем не виноват. Он даже не согласился мне помогать!
– Нет, не согласился, – заревел император, – и я бы проникся этим фактом, если бы мне было не плевать на твоего Гладдика. Дело не в нем, а в тебе. Звезды, Немезида, от тебя единственной я никогда не ждал предательства!
– Я поступила так ради тебя.
– Не смей, – предупредил он. – Ты уже однажды сделала за меня очень важный выбор, который я никогда бы не одобрил. Мне пришлось годами иметь дело с последствиями. Больше этого не случится. Все главные решения принимаю я. Я слишком тебя люблю, чтобы наказать за предательство, но на Гладдика фон Атона это не распространяется. Он умрет. Смотри на его смерть и знай – так будет с каждым – каждым! – кого ты попытаешься использовать против меня. Что до скипетра?
Он посмотрел на пластину, небрежно отбросил ее, и она закрутилась в воздухе. Пара роботов-охранников тут же сорвалась с места и разрезала ее лазерами. Я дернулась, но лучи уверенно расплавили суперкомпьютер.
– Ну вот. Он уничтожен. – Тайрус одним взмахом отослал ботов, а у меня руки опустились.
«Он по-прежнему ими командует».
– Скипетр устанавливает связь. Вот и все. Затем ждет, пока я умру, чтобы подключить другого. Теперь я его расплавил, и ни одному Домитриану больше не заявить на него права. – Он с молчаливым бесстрастным вызовом откинулся в кресле. – Скажи мне, любовь моя, ты расколешь мне голову? Потому что только так можно все закончить.
– Нет, – выдохнула я. – Я хотела лишить тебя власти, чтобы спасти.
Его глаза неприятно вспыхнули.
