Я наотмашь рубанул попытавшегося схватиться за ножку стола стражника, рассек бедолаге шею. Тот свалился замертво, истекая кровью. Ликторы хватали стулья, запускали ими в стражников. Римляне неумело прикрывались от летевших в них стульев руками, кто-то пытался отбиться мечом, кто-то коряво уворачивался. Однако гладиаторы швыряли стулья настолько сильно, что каждый удар приходил точно в цель, по ту сторону наших баррикад то и дело слышались сдавленные крики. Кому-то табурет попадал в голову, кому-то в ногу или в грудь.
Видя, что нам удается сдерживать наступление стражников, декан с единственным зрячим глазом истошно завопил:
– Ломайте столы! Убейте их!
Надо отдать должное этому офицеру, он в первых рядах бросился на наши укрепления, даже схватился за ножку стола, чтобы оттянуть его на себя. Несколько лихачей, поверивших в свои силы, взяли разбег, чтобы с ходу перепрыгнуть столы. В них полетела очередная порция стульев, теперь уже вперемешку с кувшинами и подносами. Такой ход остудил напор стражи, но не остановил римлян. Справа, там, где оборону держал Тукран, сразу пятеро солдат отшвырнули со своего пути стол и с криками бросились на попятившегося гладиатора. На помощь к ликтору было бросился Нарок, но я остановил его громким выкриком.
– Ни с места, он справится!
Я понятия не имел, справиться ли Тукран, но сейчас, стоило Нароку или кому-то из нас дать слабину, и наша оборона треснет ко всем чертям. Первым сообразил, что делать дальше, Рут. Гопломах с разбегу ударил по столешнице одного из стоявших ребром столов, который вылетел будто пробка из бутылки шампанского, сбив по пути троих нерасторопных стражников. Еще двое увернулись, среди них оказался один из деканов контубернии, набросились на гопломаха. Рут взревел, я видел, как его меч ударил в солнечное сплетение декану с такой силой, что острие вышло со спины, а бедолагу приподняло на цыпочки. Второй стражник, завидев мощь гопломаха, лишь опустил меч, виновато покосился на поверженного декана и бросился на утек, к дверям. Уже в следующее мгновение мы начали бить ногами по столам, повторяя выполненный Рутом трюк. Стражники валились на пол, те же, кто устоял, не проявляли прежней прыти. Они осторожно отступали, понимая, что нас не взять одним только нахрапом и числом. Не стоило терять время, следовало скорее покончить с угрозой, которую представляли из себя стражники, и убираться к стойлам.
Среди упавших оказался одноглазый декан. Он рассвирепел пуще прежнего, отбросил от себя стол, прилетевший с той стороны, откуда у декана был закрыт обзор.
– Трус! Выйди и сразись со мной! – выкрикнул он, задыхаясь от ненависти, разбрызгивая слюной. – Ты поклялся! Взять их! Убить всех до одного!
Язык декана заплетался, он давно потерял самообладание, и единственное, что видел сейчас перед собой, так это меня, наговорившего ему кучу гадостей накануне. Он, шатаясь, поднялся на ноги, попытался атаковать. Получилось невнятно, будто бы сегодня он в первый раз взял гладиус в свои руки. Я уклонился, провалил декана, вслед за сместившимся центром тяжести пробежавшего вперед, а сам следом, на выдохе, вкладывая всю свою массу, крутанул бэкфист рукой, в которой был зажат меч. Удар пришелся рукоятью гладиуса в височную часть, я отчетливо слышал, как хрустнула кость декана, тут же потерявшего опору в ногах и буквально стекшего на пол. Добивать не пришлось, удар оказался смертельным. Единственный целый глаз римлянина вытек из глазницы на пол.
– К выходу! Отходим! – я сделал короткий выпад, на пол с проткнутым горлом сполз еще один стражник. Он не выпустил из рук клинка, но схватился за горло, пытаясь остановить кровотечение, тщетно.
Нарок и Митрид стояли спина к спине и сражались в самом центре гостевого зала. Гладиаторы пресекали любые попытки окружить себя и успели отправить на тот свет четверых бойцов. Чуть поодаль от них разбилась пара Рута и Тукрана, не сумевших показать такую же слаженность. Пространство вокруг Рута опустело. Гопломах, будто ураган, очистил свой пятачок, и желающих сойтись с ним в бою и проверить свои силы не находилось. Несколько человек кружили чуть поодаль, не решаясь вступить с Рутом в схватку. Спата гопломаха выбила все дерьмо из троих стражников, тела которых теперь были разбросаны на полу гостевого зала, кровью залило пол. Я убил двоих. Хуже всего приходилось Тукрану. Гладиатор отступил к углу, чтобы не позволить зайти себе со спины и боков, но, отрезав пространство для маневра врагу, Тукран поставил в крайне невыгодное положение самого себя. Ему удалось убить одного из пяти наступавших, тогда как остальные четверо буквально сжали его в тиски, загнали в тупик. Видя, что мой ликтор не справляется, в угол устремились еще четверо стражников. Теперь против одного ликтора сражались сразу восемь человек, контуберния целиком. Я обернулся к выходу, буквально чувствуя, как тают наши последние минуты. Проход к стойлам был открыт, настало время уйти, пока в каупону не подоспела подмога. Но чтобы сделать это, я должен был бросить Тукрана, который бы погиб, стянув на себя треть участвовавших в бою стражников. Тукран вдруг крутанулся волчком, сделал выпад, убил одного из своих врагов. Видя, что я застыл возле дверей, ликтор закричал:
– Уходи! Я задержу их! – бросил он.
Лучше бы он молчал. Выкрикивая эти слова, ликтор на какое-то мгновение потерял концентрацию… Каким бы бравым воином не был гладиатор, он не увидел прилетевший под ребра удар. Тукран содрогнулся и буквально прилип в угол стены, куда его отбросил вероломный удар одного из стражников.
– Тукран! Держись! – вырвалось у меня.
Вид истекающего кровью товарища отбросил последние сомнения. Я перехватил меч и бросился в угол, в котором зажали ликтора, чувствуя, как закипает ярость в моей груди. Не в моих правилах было бросать на поле боя друзей, кем бы я ни стал, какие бы цели ни преследовал, в первую очередь я оставался офицером. Сломя голову я бросился на помощь истекающему кровью гладиатору. Бросился к углу гостевого зала Рут, принялись расталкивать стражников Нарок и Митрид. Римские солдаты чувствовали кровь, казалось, они готовы были разорвать ликтора, будто загнавшие зверя хищники.
Между тем, Тукран опустился на колено, но не опустил своего меча. Он держался за рану одной рукой, а другой отчаянно сражался со стражниками, захватив за собой жизни сразу двух римлян, опрометчиво бросившихся на добивание раненого. Меч ликтора окрасился кровью, кровью залило пол, как и все вокруг. Когда я, Рут, а затем и Нарок с Митридом подбежали к углу, где справлялась жестокая расправа, Тукран держался из последних сил. Глаза Рута затмила пелена ярости, ударом огромного кулака он вышиб всю дурь у стражника, рискнувшего атаковать первым. На ниточках повисла челюсть, хрустнули кости, разлетелись зубы, лицо стражника превратилось в пиццу. Остальные бросились в рассыпную, но не многим удалось уйти. Двоих из них на месте прикончили Нарок и Митрид, еще одного убил я, и лишь двое оставшихся бежали в подсобку, с грохотом закрыв за собой дверь. Остальные выбежали из гостевого зала вон, за подмогой, которой все не было.
Рут бросился к Тукрану и помог гладиатору подняться на ноги. Ликтор сипло, тяжело дышал, зажимал одной рукой рану на боку, из которой лилась кровь, а другой все так же крепко сжимал свой меч.
