Впрочем, после взрыва застежка покорежилась и даже слегка оплавилась, так что Эве не удалось ее сразу открыть.
Андерс бережно взял у нее альбом, надавил на застежку сильными пальцами, и когтистые лапы расцепились.
Андерс раскрыл альбом и положил его на стол.
На первых страницах альбома были очень старые, еще дореволюционные фотографии — Эвины прадеды и прабабки, серьезные лица, строгие отглаженные сюртуки, стоячие воротнички, кисейные платья, шляпки с цветами. Фотографии удивительно хорошо сохранились. В углу карточек — печать фотоателье, имя мастера, адрес, город — еще не Таллин, а Ревель. Потом — групповые фотографии, какая-то дальняя, давно забытая родня.
Следующая страница. Лето, сад, в саду — две девочки в легких платьях, одна из них — Эвина бабушка…
Дальше — еще несколько фотографий бабушки. Вот она — совсем молодая девушка, серьезное лицо, спокойный взгляд широко расставленных глаз, строгая блузка под горло, брошь с камеей.
А вот — она же — в сорок лет. То же серьезное лицо, только уже выцветшее, увядшее раньше срока. В глазах — глубоко скрытая печаль и горечь. На шее та же брошь с камеей.
А вот — любительская фотография: Новый год или, скорее, Рождество, большая ель в старинных игрушках, вокруг нее — дети… в растерянной, смущенной девочке Эва с трудом узнала себя.
Сзади — мальчик постарше, не по возрасту солидный, с галстуком-бабочкой на шее…
Андерс перевернул следующую страницу — и время снова отступило, потекло вспять.
Перед ними лежал старый, немного выцветший от времени, но хорошо сохранившийся снимок, на котором был изображен двухэтажный каменный дом с островерхой башенкой. На заднем плане росли искривленные ветром сосны и виднелись огромные валуны.
Андерс осторожно вынул фотографию из косых прорезей и перевернул ее. На задней, желтоватой от времени стороне было написано аккуратным бисерным почерком: «Тихий приют». 1936 год».
— «Тихий приют»… тот самый дом, который должна была унаследовать Екатерина Генриховна Сепп…
— Тот самый дом, в котором до войны часто собирался кружок эстонской молодежи, сложившийся вокруг хозяина этого дома — Карла Руммо.
На следующей странице была фотография высокого немолодого человека с большой собакой на поводке. Мужчина с собакой стоял на узкой каменистой тропе, спускающейся к морю. На заднем плане виделась башенка «Тихого приюта».
Андерс перевернул и этот снимок.
На задней его стороне тем же аккуратным бисерным почерком было написано:
«Карл и Бафомет».
— Странное имя для собаки! — проговорила Эва.
— Бафомет — это имя демона, одного из спутников Сатаны, за поклонение которому осудили и казнили членов рыцарского ордена тамплиеров, или храмовников.
— Я слышала о них.
Андерс ничего не ответил. Он перевернул следующую страницу альбома.
Здесь снова была групповая фотография, но на этот раз — не Эвина родня. Несколько молодых людей и девушек в старомодной одежде сидели живописной группой в большой комнате с резным камином и высокими стрельчатыми окнами. В центре группы находился тот же мужчина, что на прежней фотографии, — Карл Руммо.
У ног его лежал Бафомет.
Эва внимательно осмотрела снимок.
Ее внимание привлекла каменная резьба камина. В центре ее находились два рыцаря в средневековых доспехах, взгромоздившиеся на одну лошадь.
— Как странно… — проговорила она, показав Андерсу это изображение. — Почему они едут вдвоем на одной лошади?
— О, это не случайно! Это изображение — традиционный символ все того же ордена тамплиеров. Он показывает принципиальную установку основателей ордена на аскетическую бедность рыцарей — мол, даже лошадь у них одна на двоих. Орден даже так и назывался — «орден бедных рыцарей Храма Господнего». На самом деле ко времени расцвета ордена тамплиеры обладали огромными богатствами!
Когда орден был разгромлен, а его предводители казнены, французский король Филипп Красивый тщетно пытался найти эти сокровища. Все эти попытки закончились неудачно, сокровища ордена бесследно исчезли, и до сих пор энтузиасты и авантюристы пытаются их найти.
«Как он много знает», — подумала Эва и хотела спросить, откуда, но передумала и задала другой вопрос:
— Не эти ли сокровища ищет Федор со своими сообщниками?
— Возможно…
— Знаешь, эта ненормальная Рикки утверждала, что получит двадцать миллионов долларов. Я, конечно, понимаю, что она не в себе, но все же откуда-то она слышала эти цифры, не с потолка же взяла. И не альбом же представляет такую ценность…
— Ценность представляют эти фотографии. С их помощью можно кое-что отыскать… и уверяю тебя, эта сумма — скорее всего, лишь малая часть сокровищ, гонорар, который обещали самой Рикки… — с этими словами Андерс перевернул следующую страницу.
Здесь была фотография все того же человека — Карла Руммо.
На этот раз он стоял перед стрельчатым окном, украшенным витражом. Снимок был, разумеется, черно-белым, но даже на нем витраж казался удивительно ярким.
Он изображал большой крест, оплетенный вьющимися растениями, покрытыми фантастическими цветами.
— Видишь, какой крест? — спросил Андерс.
— Чем он интересен?
— Он равносторонний, все его концы расщеплены наподобие ласточкина хвоста. Здесь, конечно, этого не увидишь, но в оригинале этот крест красный. Этот крест — опять-таки один из символов ордена тамплиеров.
— Тамплиеры, тамплиеры… но что в этом альбоме такого, что из-за него Федор и компания пошли на похищение и готовы были даже пойти на убийство?
Андерс ничего ей не ответил. Эве это начинало уже надоедать. Неужели он ее просто использует? Захотелось вырвать альбом у него из рук и призвать к ответу. Она еле сдержалась — помогла бабушкина выучка. От мужчины, говорила она, криком и грубостью мало чего добьешься. Лучше лаской и хитростью.
Андерс перевернул следующую страницу альбома.
Здесь снова была фотография Карла Руммо. Он стоял в той же комнате, перед тем же стрельчатым, украшенным витражом окном…
Эва удивилась — зачем помещать в одном альбоме две одинаковые фотографии. Однако, вернувшись к предыдущей странице и внимательно приглядевшись, она поняла, что фотографии немного отличаются. На предыдущем снимке Карл стоял слева от камина, на этом же — справа. Соответственно, за его спиной было другое окно.
И действительно, витраж на этой фотографии отличался от прежнего. На нем тоже был изображен крест, оплетенный вьющимися, покрытыми цветами растениями, но это был другой крест.
В отличие от первого в каждый конец этого креста был вставлен выпуклый овал из цветного стекла, должно быть, изображающего драгоценный камень, а в самом центре креста — тоже прозрачный стеклянный овал, внутри которого, внимательно приглядевшись, можно было различить пятнышко другого цвета.
