Последние футы пошли легче, хотя Гиллеберд совсем изнемог, но держался за облепленный грязью шест, пока я не вытащил его наполовину на берег.
Он остался лежать в полном бессилии, упершись руками в растоптанное нашими сапогами месиво, стараясь не задохнуться, дышит часто и хрипло, а сэр Клемент перехватил мой требовательный взгляд, вытащил меч из ножен, поднял над головой.
— Правителя, — сказал я, — очень трудно столкнуть с первого места на второе… зато как легко со второго на последнее!
Гиллеберд не ответил, дышит тяжело и хрипло, сэр Клемент побледнел, в глазах ужас, никто не смеет поднять руку на священную особу помазанника Божьего, но никто и не смеет ослушаться Ричарда Завоевателя…
— Знаешь, — сказал я с отвращением, — если бы тебя задушили в подвале, я бы все-таки корчился бы какое-то время в муках совести… хоть и надо, но как-то нехорошо и даже грубо убивать вот так человека, да еще с такой седой бородой, хоть и остриженной, прям патриарха…
— А сейчас что изменилось? — спросил он хрипло.
— Ты убил человека, — сказал я, — которого я чтил, короля Фальстронга. Ты убил его молодую красавицу-жену!.. Ты убил многих знатных и благородных рыцарей, не считая простой люд… ну, тех не жалко, ладно. Ты слишком много пролил крови, потому убиваю тебя не как человека, а как взбесившегося волка.
— Ты убил мою дочь, — прошептал он.
— Принцессу Изагельду, — спросил я, — которую ты предлагал мне в жены?.. Ее спасла одна из нянек. Спрятала в груде грязного белья, а потом вынесла в корзине за пределы дворца. Я знаю, где ее прячут, но не трону. Ей никогда не быть королевой, но хорошим человеком… может быть, станет… А вот ты… ты не только поджигатель войны, но и активный развязыватель!.. Потому я, как уполномоченный представитель Высшей власти, осуждаю тебя на смерть.
Он прохрипел:
— За то же самое, что делаешь сам? Я завоевывал земли, оставленные сюзереном, только для того, чтобы принести туда богатство и достаток… Ты сам признавал, что в моем королевстве люди живут зажиточнее…
— Это не оправдывает захваты, — отрезал я. — Надо было остановиться на возможностях экономического грабежа посредством преимуществ в экономике! Но ты перешел грань… Эй-эй, не шевели пальцами!
Сэр Клемент перехватил мой злой взгляд, вздохнул, сверкающее лезвие застыло на миг, потом исчезло, с такой скоростью нанес удар, очень точный, несмотря на дрожащие руки.
Голова Гиллеберда не откатилась, все как застыло, только теперь ее отделяет от туловища тускло блестящая широкая полоса стали, медленно погружаясь в грязь.
Сэр Клемент с трудом вытащил меч, но трепещущий взгляд все еще прикован к отрубленной голове.
— Благодарю вас, сэр Клемент, — сказал я. — Вы проявили настоящее, а не картинное мужество.
— Ваша светлость?
— Хоть понятно, — спросил я, — зачем мы это сделали?
Он кивнул, проговорил осевшим голосом, все еще не в состоянии оторвать взгляд от испачканной грязью головы недавнего повелителя королевства Турнедо:
— Война не окончена, пока король жив…
— Хоть и в плену, — сказал я.
— Хоть и в плену, — повторил он глухо. — Нехорошо мы сделали, но… надо было, ваша светлость. Хоть и гадко это.
— Рассуждаете, — сказал я, — как политик. Вы умный человек, сэр Клемент, вам это говорили? Несмотря на такой рост и такие мускулы. Возьмите голову с собой, нам нужны доказательства. Если бы добили стрелами и дали утонуть, по королевству пошли бы слухи, что король жив и где-то готовит новую армию.
— Да, ваша светлость. И кровь бы лилась еще долго.
Глава 6
И все-таки гадкое чувство угнездилось в груди и не желает ее покидать. Сэр Клемент, похоже, хоть и не подает виду, но ему тоже не по себе, по всем правилам я должен был дать Гиллеберду меч, чтобы у него появился шанс защитить себя и убить меня, а потом все как бы решить в поединке и убить «по-честному»…
Но это глупо, к тому же Гиллеберд вовсю пользовался магией. Сама магия мне повредить не может, но вдруг догадается сделать землю под моими ногами скользкой, как мокрая глина? Я грохнусь, а его меч, что только и ждет этого момента…
Нет, поступить так — дать преимущество нечестному человеку. А мы помним, что хорошая девушка должна уметь делать все то же, что умеет нехорошая, а так как она хорошая, то должна делать еще лучше.
Арбалетчик по имени Фридо, что значит — защитник, деловито смыл грязь с головы Гиллеберда и сунул ее в кожаный мешок.
Подъехали отставшие, Фридо похлопал ладонью по мешку и хвастливо сказал:
— Ну, кто догадается, кто здесь?.. С того кружка эля!..
Сэр Клемент покосился на меня, но я погружен в угрюмое молчание, и он сказал твердым голосом:
— Война, можно сказать, закончена!.. Победой закончена. Его светлость собирается сразу же сообщить турнедскому войску, что король только что убит.
Рыцарь, что прибыл с ним с севера, Куньявалд из Лагардии, сказал густым голосом:
— А семья Гиллеберда погибла еще раньше при взятии Савуази, не оставив наследника!
Они требовательно смотрели на меня, я вздохнул, уже все за меня решили и расписали, что и когда делать, но все верно, это очевидно, и я сказал, стараясь, чтобы звучало так же твердо:
— Благородные люди воевали из верности королю! Однако его больше нет, а все остальное останется. Землепашцы, торговцы и даже лорды вообще не заметят, что изменилось что-то, разве что войны больше не будет, а отвагу и воинскую удаль можно показывать на турнирах.
— И в дальних странах, — громыхнул сэр Клемент. Перехватив мой взгляд, поспешно пояснил: — Есть же такие, кому дома не сидится?..
— Все верно, сэр Клемент, — сказал я. — Устройте здесь привал, если нет желания возвращаться ночью в город, а я проедусь, как вы мудро сказали, к лагерю турнедцев.
Он запротестовал:
— Ваша светлость, но не сейчас же!.. Почему не утром? А то в потемках и виконта Каспара не отыщете!
Я удивился:
— А где он?
— Взял небольшой отряд, — объяснил он, — и отправился к лагерю турнедцев. Говорит, нельзя так жить, чтобы ничего не знать о противнике…
— Мудро, — согласился я. — Знаете, сэр Клемент, если честно, я просто не могу смотреть на этот мешок! Хотя бы Гиллеберд помоложе был!.. А то убили старика…
— Этот старик стоил десятерых молодых, — напомнил он. — А еще знался с черной магией. Но, если уж так, ваша светлость…
Арбогастр подошел, красивый и величественный, гордо и царственно выгибая шею, тяжелые копыта бьют в землю так мощно, словно каменные колонны, сейчас и не подумать, что может мчаться, обгоняя птиц.
