Вдруг до ее слуха опять донесся то ли стон, то ли тихое рычание. Что это? Раненый зверь? Или раненый охотник? Но кто бы это ни был, он точно нуждался в помощи.
Джорджия ускорила шаг, вода в ведре стала расплескиваться еще сильнее, замочив ее туфли. Она выругалась себе под нос, чем немало поразила бы отца и младшую сестру, более того, они, наверное, пришли бы в ужас от того, что молодая девушка позволяет себе такие выражения.
Джорджия нагнула голову, чтобы ветви деревьев не цеплялись за ее волосы, к счастью, коротко подстриженные.
— Эй, кто здесь? — снова крикнула она, но на этот раз осторожнее и чуть тише. Она была одна в лесу и приближалась к источнику странного рева, и это было трудно назвать разумным поведением. Что там ее подстерегало? Кто издавал этот необычный стон? Что бы это могло быть?
Одно было совершенно ясно: что бы это ни было, в любом случае это не предвещало ничего хорошего.
Глава 2
Черт, он выглядел вовсе не таким опасным, каким показался на первый взгляд, более того, он чуть было не принялся читать ей лекцию о приличиях и даже опасливо встал у окна, чтобы успеть побыстрее удрать из комнаты, если ей вздумается на него броситься. Маргарет подумывала о том, а не броситься ли, в самом деле, к нему на грудь, ведь при ближайшем рассмотрении он оказался еще красивее, чем показался в бальном зале. Впрочем, у него был такой самовлюбленный вид, как будто он знал, что достоин того, чтобы его взяли приступом.
— Почему вы пришли сюда? — несколько раздраженным тоном спросил он, как будто полагая, что она не случайно здесь оказалась, а последовала за ним нарочно.
— Главным образом для того, чтобы тут спрятаться, — быстро ответила Маргарет, не открывая глаз. Она услышала, как он подошел и сел на диван с противоположной стороны. Диван был большой, их разделяло приличное расстояние, такое, что нельзя было броситься ему на грудь, но недостаточно для соблюдения приличий. И если бы в эту минуту сюда кто-нибудь вошел и увидел их почти рядом… Маргарет вдруг захотелось, чтобы их действительно застукали наедине, — ей стало любопытно, как бы он повел себя в такой ситуации.
— А зачем вам понадобилось прятаться?
У него был восхитительный голос, низкий с бархатистым оттенком, у нее даже мурашки побежали по спине. Он казался идеальным мужчиной без недостатков, за одним лишь исключением — ему явно не хватало ума. Жаль, конечно, хотя в мужчине ум не главное. Маргарет открыла глаза и посмотрела на него. Да, все такой же красавец. Глаз невозможно отвести! Если бы только он помалкивал! Так было бы лучше всего.
— Из-за людей.
Лашем сделал жест, как бы говоривший: продолжайте, поясните вашу мысль.
— Из-за тех, кто сплетничает, кто задает слишком много вопросов или вообще их не задает, а просто ждет от вас какой-нибудь выходки, потому что считает, что вы на это способны.
— Раньше ничего не слышал о том, чтобы о ком-нибудь говорили или ожидали от кого-нибудь какой-нибудь выходки просто потому, что считают его способным на такое. — В голосе Лашема явственно сквозила насмешка.
Маргарет, не в силах сдержаться, принялась хохотать. Он нес какую-то чушь, никогда раньше она не слышала ничего более смешного и нелепого. Конечно, он понимал, на что она намекала. Он сам, будучи герцогом, да еще с повязкой на глазу, попадал в категорию тех, от кого вечно что-нибудь ожидали. Едва он входил в зал, как перед ним все расступались, как утлые лодчонки перед огромной яхтой, смотря на него с открытым ртом.
— Рад, что мне удалось вас рассмешить, — деревянным голосом произнес Лашем дежурную фразу.
Боже, он вел себя до ужаса прилично! Это было невыносимо скучно. Маргарет начала разочаровываться в нем.
Но сказать ему об этом прямо она, конечно, не могла. Это прозвучало бы, как намек или пожелание ему вести себя неприлично — неприлично, разумеется, с ней, и Маргарет сдержалась, хотя ей и очень этого хотелось — он выглядел таким красавцем, а его повязка на глазу вообще приводила ее в восхищение.
— Прошу меня извинить. Просто мне в голову пришла одна мысль, вот я и жалуюсь на окружающих меня людей, которые все время перемывают мои косточки. Тогда как вам, герцогу, к которому, несомненно, приковано всеобщее внимание, на которого все смотрят и о котором часто говорят, мои сетования могли показаться легкомысленными и незначительными.
Лашем усмехнулся:
— Понимаю вас. Вы меня нисколько не обидели.
— Но ведь если вас обижают, то вы, конечно, обижаетесь, то есть если вы чувствуете себя оскорбленным, то вы вправе открыто выразить это чувство. К примеру, если вы действительно хотите, чтобы я ушла отсюда, просто скажите мне об этом прямо. Я подумаю и решу, как мне быть. Вероятно, в этом как раз и проявляется наше человеколюбие, не правда ли? В способности самостоятельно принимать решения?
Маргарет показалось, что он вздохнул, но по-особенному, вздох шел как бы из глубины души.
— Вам, миледи, судя по всему, никогда не приходилось примерять на себя роль герцога, — произнес Лашем.
Маргарет, не сдержавшись, снова рассмеялась:
— Нет, ради справедливости следует признаться — я ее не примеряла.
Возможно, в этом и заключалась его беда. Титул герцога придавил его сопутствующими ему обязательствами, он не мог выйти за пределы образа титулованной особы. С такой же проблемой столкнулась сестра Маргарет, и дело было не в роли герцогини, хотя она недавно ею стала, а в том, что она поступала только так, как от нее ожидали, и говорила лишь то, что ожидали услышать от герцогини. Интересно, как бы он вел себя, что бы говорил и делал, если бы он мог быть самим собой, вести себя свободно и непринужденно? Ничто не могло удержать Маргарет от вопроса, который напрашивался сам собой.
— Интересно, а что бы вы сделали в первую очередь, если бы не были герцогом?
Последовала долгая пауза, прерываемая тяжелыми вздохами, как будто мысли, пробужденные ее вопросом, были не слишком приятны.
— Что бы я сделал? Честно говоря… не знаю…
— В таком случае поищите, найдите и попытайтесь сделать.
Лашем презрительно фыркнул:
— Легко сказать, миледи. Не будучи герцогом, трудно судить об этом. Но для меня быть герцогом — это быть чем-то большим, чем просто мной, я понятно излагаю свою мысль? Для меня это значит быть тем, кто отвечает за жизни сотни людей, за их благосостояние, за их будущее и за будущее их детей. Я не могу забыть об этом, потому что устал от того, что окружающие меня люди все время ждут, что я буду все решать за них.
— В таком случае почему бы вам не принять несколько решений ради самого себя? — серьезно произнесла Маргарет, искренне считая свой вопрос и умным и уместным.
Лашем опять фыркнул, еще саркастичнее, чем раньше, явно не в тон ее вопросу.
— Легко сказать!
