— И какую личность вы выбрали?
— Хм, — доктор чуть улыбнулся одними губами и, понизив голос, ответил: — Скучную, потому что она первая обратилась и оплатила лечение. Но вообще это все очень сложно. Одна личность может быть левшой, другая правшой, один виртуозный скрипач, а другому медведь на ухо наступил, один здоровый, а у другого аллергия, которая появляется только вместе с этой личностью.
— Да, работенка у вас как у механиков, только копаться вам приходится даже не в человеческом организме, а в среде неосязаемой, в психике человека. Или как у программистов. Скажите, Владислав Леонидович, у кого-нибудь были причины за что-то мстить Красновой?
— Понимаете, — подбирая слова, начал отвечать Сергеев, — Нина была настоящим ученым. Иногда она… применяла шоковую терапию. Нервная встряска или болевой шок способны вывести человека из болезненного состояния.
— То есть она их мучила?
— В самых тяжелых случаях это неизбежно. Когда другие средства не работали.
— Скажите, а есть какой-то механизм, включающий вторую личность?
— В девяти из десяти случаев причиной может служить опасность, угроза, испуг. Часто при подобных условиях другая личность выскакивает как защитная программа.
— Любопытно, — кивнул Соколовский, а потом спросил: — Скажите, а если человек одновременно любит двух женщин — это раздвоение личности?
— А он об этом знает? — тут же ответил встречным вопросом доктор.
— Еще как.
— Тогда это не раздвоение, а драма.
Соколовский, уставший и удрученный, сидел на лавке во дворе дома Кристины и смотрел, как она работает на гончарном круге. Несколько горшков сушилось и ждало своей очереди в печь для обжига. Тут же стояли и расписанные горшки. Девушка работала быстро и очень ловко, успевая ногами подкручивать колесо, с которым вместе вращался и гончарный круг.
— Наделали вы тут шуму, — с иронией покачала Кристина головой.
— Эксперимент провел, — неопределенно ответил Игорь, глядя на ловкие и неожиданно сильные руки девушки.
Шуму он наделал действительно много. Для начала он сломал машинку, с которой играл Коленька. Трудный был момент, особенно когда этот великовозрастный детина поднялся на ноги и навис над Игорем. Соколовский думал, что тот его сейчас расплющит как муху одним ударом кулака. Но Коленька повел себя так, как это и описывала Кристина. Это не была в полной мере детская истерика у взрослого человека. Это была смесь реакции ребенка и взрослого человека, у которого случилось большое горе.
Зрелище было не из приятных, тем более когда прибежала Татьяна и начала стыдить Соколовского. Но объяснять суть своего эксперимента он не стал, понимая, что ему просто не дадут его закончить. И уж тем более его не понял Борис, когда он кидал камешки в его поплавок на реке. Тот смотрел на полицейского как на помешанного, но в драку не кинулся.
Как на больного смотрел на Игоря и кузнец, когда оперативник плеснул из ведра воду на заготовку, вытащенную из огня и готовую для работы. И тот толстый парень, что нес дрова и все боялся их уронить. Никакой агрессии, только плохо скрываемое снисхождение, безграничное терпение к чужаку, который почудит и уедет. Наверное, навсегда. Игорь смотрел на руки Кристины, которые так ловко обращались с глиной, вот она смяла кусок мокрой глины, шлепнула его в центр гончарного круга и стала придавать форму. Сильные руки у девочки, подумал Соколовский, и тут ему стало страшно. Такая красивая девочка, ангелочек просто, улыбчивая молодая учительница, которая учит детей прекрасному, и руки…
Повинуясь инстинкту и еще не веря тому, что стало вкрадываться в его мозг, он поднялся со стула, протянул руку и, продолжая смотреть на Кристину, сбросил с полки один из раскрашенных горшков. Девушка резко подняла голову, глядя настороженно, сдерживаясь.
— Осторожней, — произнесла девушка, и ее руки сжали еще неоформившееся на круге изделие так, что влажная глина брызнула между пальцами.
Соколовский сбросил второй горшок. Кристина медленно поднялась, взяла стоявший рядом готовый раскрашенный горшок и повернулась, чтобы уйти в дом. Соколовский торопливо стал разбивать горшок за горшком. И тут случилось это! Кристина стояла к нему спиной, но он хорошо видел, как она резко сжала руки, и глиняный обожженный горшок разлетелся на куски. Девушка торопливо рылась в складках своей одежды, что-то достала, и Соколовский услышал характерное шипение аэрозоли. Кристина медленно повернулась, и Игорь с трудом узнал ее лицо. Нет, черты оставались прежними, но в них была жесткость. И выражение глаз было теперь уже не ангельским, не смешливые светлые глазки молодой женщины смотрели на оперативника, он видел жесткий холодный взгляд мужчины.
— Шприц потеряла последний, — сказала Кристина низким голосом и стала медленно боком отходить в сторону калитки.
— За что ты ее убил? — спросил Соколовский, решив обращаться ко второму «я» девушки. — Она же хотела тебе помочь…
— Докторскую она писала, пять лет! — нехорошо усмехнулась Кристина, и от этой улыбки фактически монстра у Соколовского похолодело внутри. — А я типа подопытного кролика!
— И ты сбежал из лечебницы. Тут залег, — предположил Игорь.
— Про общину по местному телевидению показали — она меня и увидела. Примчалась… Мол, дуру-Кристинку хочет спасти… — девушка остановилась, поняв, что к калитке Игорь ее не пропустит. — А я сам спасти могу кого нужно! И в клинику я не вернусь…
— Давай мирно? — предложил Соколовский. — Я женщин не бью…
Кристина нагнулась, легко подняла старый гончарный круг и бросила в Соколовского. Это было так неожиданно, что он еле увернулся. Еще сантиметр — и тяжелый гончарный круг угодил бы ему в ногу. Перелом был бы неизбежен. Кристина двинулась к калитке, но Игорь встал на пути, выставив вперед руки и показывая, что драться он не хочет. Ему и в самом деле было трудно ударить эту девушку, несмотря на то что внутри нее крылось.
Но Кристина без раздумий ударила его в лицо кулаком. Это было очень чувствительно. Соколовский попытался перехватить ее руки, но получил еще один удар, теперь уже в живот. Девушка выскользнула из его рук и стала бросать все, что подвернется под руку. Два раза она попала в голову и рассекла кожу на виске осколком горшка.
Разозлившись окончательно, Соколовский бросился вперед и попытался обхватить Кристину руками, прижать ей руки. Девушка снова увернулась, но споткнулась и упала, ударившись головой о гончарный круг.
Симоненко вел допрос методично, по всем правилам. Игорь с пластырем на виске и Жека сидели в стороне и смотрели на перепуганную, ничего не понимающую Кристину.
— На этом шприце ваши отпечатки пальцев! — показывая шприц, сказал Симоненко. — Это ваше? Вы узнаете.
— Нет, зачем мне это? — удивленно хлопая красивыми ресницами, удивилась девушка. — Что это?
Она повернула голову и посмотрела Игорю в глаза. И в ее взгляде было столько неподдельной просьбы о помощи, даже мольбы. Перепуганная девочка в полиции, которая не понимает, что происходит, но видит, что происходит что-то ужасное.
