— Все в сборе, хорошо, — кивнул начальник отделения.
— Товарищ подполковник, — перебил его Симоненко. — У нас в камере задержанный, Михаил Семенович Лапин. В чем его обвиняют? Не смог найти рапорт.
— Это под мою ответственность, — нахмурился Пряников. — Так, Симоненко, Соколовский и Аверьянов, на выезд. Родионова остаешься в отделе.
Игорь осмотрелся на территории конной базы. Не очень большая территория, огражденная по всему периметру. Несколько конюшен, площадка для обучения верховой езде, хозяйственные постройки, открытые загоны, домики обслуживающего персонала, гостевые домики. Жека махнул рукой, подзывая Игоря к той части забора, которая не была видна из-за разросшегося здесь дикого шиповника.
Соколовский направился к Жеке, осторожно обойдя место с пятном крови, на котором нашли девочку с ножевым ранением.
— Смотр. Кусачками срезали, — показал Аверьянов дыру в рабице. — Ворота снаружи не открыть, они изнутри запираются, вот и пришлось им сначала внутрь попасть, а потом уже ворота открывать и лошадей выводить. Вон следы копыт.
— Ближе всего от конюшни, — показал рукой Соколовский. — Знали, где что расположено.
— Дело нехитрое. Воры могли пару раз наведаться под видом посетителей. Покататься приезжали и присмотрелись ко всему.
Хозяйка конной базы Снегирева неподалеку разговаривала с посетительницей и убеждала ее дочь покататься сегодня на другой лошади. Отправив женщину с ребенком, Снегирева подошла к полицейским.
— Господи, какие же твари…
— Скажите, Вера Валентиновна, у вас установлены видеокамеры? — спросил Соколовский. — Преступники могли побывать у вас раньше, изучить расположение зданий, конюшен, сориентироваться на территории.
— Да, конечно, есть камеры, — кивнула женщина. — Есть, я передам записи…
— А кто у вас охраняет лошадей?
— Сторож и собаки. Только сторож пьяный был. А собак, похоже, усыпили. Вы ведь знаете, что мы не первые? Уже из пятнадцати клубов лошадей угнали. Мы шестнадцатые.
— И кому нужно столько лошадей? Открывать свой конный клуб с ворованными лошадьми?
— Так вы не знаете… Лошадей воруют на мясо. Тысяч за сто лошадь сдают на нелегальную бойню, ну а дальше… Производители конины часто закрывают глаза, откуда поставки…
— Ну, я закончил, — эксперт уложил последний пакетик с образцами земли, смешанной с кровью девочки, и посмотрел на Соколовского. — Что? Задумался?
Соколовский подошел к дырке в сетке ограждения и посмотрел на лесополосу за грунтовой дорогой.
— Они их не в кармане унесли, — сказал Игорь. — Где-то их ждала машина. И, скорей всего, не на виду. И все это было неподалеку. Не поведут же они коней ночью за несколько километров.
Возле палаты в конце коридора сидела заплаканная девушка лет двадцати трех. Симоненко кивнул на нее и подошел ближе.
— Вы — Наталья Романова?
Девушка подняла удивленное лицо с опухшими от слез глазами. Потом посмотрела в удостоверение, которое ей показал мужчина.
— Мы хотим поговорить с вашей сестрой, Мариной. Насколько нам известно, операция закончена. К ней можно зайти?
— Марина спит…
— Надо разбудить, — строго сказал Валера. — Нам очень важно, разглядела ли она нападавшего.
— Не разглядела, — отрицательно замотала головой Наталья и снова заплакала. — Она не разглядела!.. Она… она в лицо не смотрит. Она аутист.
— Вот как, — сочувственно покачала головой Вика и присела рядом с девушкой. — Тогда расскажите, что видели вы.
— Я проснулась от того что Маринка закричала. Страшно. На улице. С ней, конечно, такое бывает, что кричит непонятно от чего, но тут… Я выбежала на улицу и… нашла…
— А похитителей вы видели? — снова стал настаивать Симоненко. — Может, слышали что-то?
— Я «Скорую» вызывать побежала.
— А почему вы живете на конюшне? Где ваши родители? — поинтересовалась Вика.
— Это я с Верой Витальевной договорилась, — глубоко вздохнув, заговорила снова Наташа. — Для Маринки. Гиппотерапия. Физический контакт с лошадьми снижает синдромы аутизма. Я одна с Мариной… Ей семь было, когда мама с папой умерли. Что же я наделала! Я ведь ее на конюшню затащила, чтобы как лучше! Она… придет в себя… И первым делом спросит про Орлика. Это конь такой, ее любимый…А что я ей скажу? Что? Нет больше никакого Орлика!
Поляну Соколовский нашел почти сразу. Въехать на нее можно было с грунтовки, которая, в свою очередь, выходила метрах в ста к шоссе.
— Вот следы колес, — показал он. — Вон оттуда она въехала, и за деревьями с дороги фуру было не видно. А потом развернулась и снова уехала к шоссе. Большая была машина, вполне десяток лошадей туда поместилось.
— Привели, загнали, и дальше на трассу, — согласился Жека. — Нужно будет запросить записи дорожных камер. Попробуем машину вычислить.
Снегирева с тоской смотрела на следы машины, на следы лошадиных подков. Подойдя к оперативникам, она спросила.
— Я вам еще могу помочь? Сейчас приедет новая группа. Надо поговорить с людьми. Подготовить…
Соколовский еще раз окинул взглядом поляну и повернулся к хозяйке конной базы.
— Один вопрос только, Вера Валентиновна. Вас не смущает, что десять лошадей спокойно пошли вместе с чужаками, дали завести себя в фуру и не издали ни звука? Ни ржания, ни фырканья, ни брыкались и ни упирались, когда их уводили из стойла чужие люди.
— Смущает, — после долгой паузы ответила женщина. — Даже больше чем смущает.
— И как это все возможно было проделать, по-вашему?
— Ну… Их могли обколоть транквилизаторами. Правда, делать это нужно заранее, хотя бы за час…
Оперативники переглянулись. И у Соколовского, и у Аверьянова сразу возник один и тот же вопрос.
— Собак усыпили, лошадей обкололи… Кто-то из своих? — спросил Жека.
Около домика сторожа оперативники остановились и посмотрели на Снегиреву. Та постучала в дверь и громко позвала:
— Алым! Алым, открой. С тобой поговорить хотят!
Внутри что-то заскрипело, с грохотом упало и покатилось по полу что-то похожее на ведро или кастрюлю. Потом шаги стали слышны уже возле двери. Замок изнутри со скрежетом провернулся, видно, что отпирали его там сейчас нетвердой рукой. Наконец дверь распахнулась, и на пороге возник всклоченный невысокий мужчина с азиатской внешностью, одетый в мятую несвежую футболку и спортивные штаны, заправленные в шерстяные носки. На ногах мужчины красовались обрезанные по самые щиколотки стоптанные кирзовые сапоги. Глаза у сторожа были мутными и виноватыми.
— Пил вчера? — строго спросил Соколовский.
— Выпил, — выходя на улицу с опущенной головой и останавливаясь перед своей начальницей, ответил Алым.
