— А чего пил-то? — поинтересовался Игорь. — С горя? С радости?
Сторож посмотрел на оперативника и неопределенно повел плечами.
— Пьяный был. Не помню.
— Ну, это слабенькое алиби-то, — усмехнулся Аверьянов. — Кто-нибудь может подтвердить твои слова?
Сторож снова опустил голову и медленно отрицательно повел ею из стороны в сторону.
— Тогда поехали.
Когда Алыма провели по коридору мимо решеток камер, в одной из них с лавки поднялся Лапин.
— Я смотрю, на эту ночь у меня компания? — сказал он, подходя к решетке и прислоняясь к ней лицом. — Хочу напомнить, так, на всякий случай, что прошло 36 часов из 48 возможных.
Соколовский махнул Аверьянову, чтобы тот увел сторожа, а сам подошел к решетке камеры киллера.
— Мы приставили пару ребят, наблюдать за твоими, — сказал он, глядя Лапину в глаза. — Твоя жена волнуется. Мне кажется, она ничего не знает. Мне кажется, они все ничего о тебе не знают.
Лицо мужчины стало заметно напряженным, но он все еще прекрасно владел собой.
— Семью не трогайте, — спокойным голосом сказал он. — Это вам никак не поможет. Только все испортит.
— Ну, не из новостей же им узнавать, — развел руками Игорь. — Другое дело, если я получу компромат, вы сразу уедете, и никто ничего не узнает.
— Пусть знают, — холодно прищурился Лапин. — Пусть презирают, ненавидят меня. Зато живыми будут.
Алым просидел в камере ночь. Он не спал. Дежурный рассказал, что всю ночь слышал его шаги. И утром, когда Соколовский приехал в отделение полиции, сторож сразу подошел к решетке, ухватился за нее пальцами с грязными ногтями.
— Начальник, забери меня отсюда! Я все скажу, что знаю, ты меня только забери. Не могу я тут сидеть.
И когда его привели в кабинет Пряникова, где собрались все сотрудники отдела Родионовой, он испуганно стал смотреть на всех, не решаясь сесть на предложенный стул. И снова пришлось тянуть из него чуть ли не клещами каждое слово. Алым ничего не видел и не слышал той ночью. Не знает, кто увел лошадей или кто их мог увести. И ему никто не предлагал участвовать в краже. Все ведь знают, что он честный человек, что у него семья на родине и ее надо кормить. А для этого нужно работать честно.
— Я не знаю, кто украл, — заговорил сторож, для убедительности прижимая руки к груди. — Я знаю, где бойня есть одна… Где лошадей режут! Я с ними дела не имею. Но знаю!
— Откуда?
— Работу предлагали. А я отказался!
Конь сильно бился, когда его завели в ангар и начали стягивать веревками ноги. В ангаре пахло кровью и смертью. Ослабленное животное чувствовало это и сопротивлялось, насколько хватало сил. Но двое сильных казахов умело свалили коня на бетонный пол, один из них сел на шею животного, запрокинул голову и поднес нож.
— На колени все! Быстро! Бросай нож!
Через распахнувшуюся дверь в ангар забежало несколько человек с оружием в руках. Один из них достал из кармана красную книжечку полицейского удостоверения. Мужчины послушно поднялись на ноги и отошли к двери, где их поставили лицом к железной стене и обыскали.
— Так, казнь отменяется, — повернув к себе лицом одного из казахов, заявил Игорь. — Здесь есть еще лошади?
— Есть, — уныло кивнул головой один из задержанных. — Вон в том, в соседнем ангаре.
— Лошади с конной базы поселка Солнечный тут? — ткнув стволом пистолета под ребра, спросил Аверьянов.
Казах ответить не успел. Рядом, за стеной ангара, завелся двигатель автомашины, мелькнули фары, и темный внедорожник пролетел мимо ангара в ворота подпольной бойни и унесся в сторону шоссе.
— Это кто был? — Симоненко раздраженно тряхнул казаха за воротник рубашки. — А? Быстро отвечай!
— Продавец это, — отозвался второй казах. — Лошадей предлагал.
— Сколько штук?
— Десять.
— Наш, точно! — заторопился Аверьянов. — А ну, колитесь, мясники, где его найти!
— Он приходит, уходит… Имени он никогда не называл. Высокий, чернявый… с усами!
— Вот что, мужики, — Симоненко достал из кармана наручники и потряс ими перед лицами задержанных. — Подумайте как следует, что вы еще можете сказать. Все будет учтено при передаче дела в прокуратуру.
— Он говорил, что на этой базе, про которую вы спрашивали, — заторопился один из казахов, — у него наводчик был. Может, наводчик знает, как найти?
— Что за наводчик? Кто такой? — заинтересовался Соколовский.
— Я не знаю. Работает там какой-то. Помог лошадей вывести.
Снегирева сидела на стуле посреди комнаты. Говорил Соколовский. Вика и Симоненко наблюдали за реакцией женщины, сидя каждый за своим столом.
— Алым не наводчик, — говорил Соколовский, — его даже подозревать глупо, потому что в его крови обнаружили столько алкоголя, что он не мог стоять, а не только делать уколы или отпирать ворота. Фактически он был в бессознательном состоянии.
— Да как вы могли такое подумать! — возмущалась хозяйка конной базы. — Для чего мне это нужно? Это не бизнес — продавать на мясо лошадей. Бизнес в том, чтобы зарабатывать на лошадях, оказывая услуги.
— Интересные цифры получаются, Вера Валентиновна, — продолжал гнуть свое Игорь. — Увели десять лошадей. Осталось пятнадцать. И все лошади принадлежали базе. Что нам думать? Тем более что вечером перед похищением вы были на базе. Могли накормить собак снотворным. Обколоть лошадей. Подпоить Алыма… И факт остается фактом — исчезли только частные лошади. Если это не указывает на вас, то кому еще это выгодно?
Снегирева молчала, слушая Соколовского, и о чем-то напряженно думала. Кажется до нее приведенная оперативником «арифметика» тоже дошла.
— Действительно, — сказала она после паузы. — Я как-то об этом не подумала. Не хочу на людей наговаривать…
— О чем вы подумали? — поторопила Снегиреву Вика.
— У нас есть одна владелица, Кулевич ее фамилия. Ей принадлежат четыре из украденных лошадей. Она с мужем недавно развелась. А все четыре лошади застрахованы. Так что…
— Кулевич, — делая пометку на листе бумаги, спросил Соколовский. — Мы проверим.
— Но она их любила! — с сомнением сказала Снегирева. — Неужели она могла так поступить?
— Вы удивитесь, как часто люди жертвуют любимыми, — серьезно подсказал Симоненко.
Дверь открыл сам Игнатьев. Он был сильно пьян и потерял равновесие, когда его рука выпустила дверную ручку. Игорь поймал Игнатьева, подхватил под мышки и провел через двор к бассейну.
— У нас с тобой нет будущего, — наконец узнал Соколовского Игнатьев. — Может быть, посадим Фишера, а скорее всего нам конец.
Игорь вырвал из руки Игнатьева бутылку виски и припал к горлышку. Сделав несколько больших глотков, он прижал руку ко рту и зло процедил сквозь зубы:
