— Вы кто? — Соколовский достал удостоверение и показал мужчине. — Я из полиции, а вы кто?
— Баранов я, — сиплым голосом ответил испуганный мужчина. — Живу тут, ну, это… хозяин квартиры.
— Замри и не дыши на меня, — поднял палец Игорь, доставая из кармана зазвонивший телефон. Звонил Симоненко. — Что у тебя, Валера?
— По рабочей линии запланированное банкротство. Но он уже нашел себе работу. С личной жизнью непонятно. Кажется, есть какая-то женщина. Что дома?
— Следы саморазрушения, — проходя по коридору, ответил Соколовский. — Валера, пробей историю его звонков. А я попробую выяснить, что за женщина.
Баранов с готовностью повел Игоря показывать комнату своего жильца Анатолия. Он толкнул дверь и сам с удивлением стал смотреть по сторонам. В комнате было все разбросано, всюду царил ужасный беспорядок. На неубранной кровати валялся фотоальбом, из которого вывалилось несколько фотографий. Соколовский стал перебирать их, доставая из альбома новые фотографии. Несколько фотографий Анатолия с девочкой, наверняка с дочкой. На всех фотографиях девочке примерно 10–11 лет. И ни одной фотографии, где она была бы старше.
— Господи, что он натворил? — уныло осведомился Баранов, подпирая голым плечом дверной косяк.
— Помирать собрался, — буркнул Соколовский. — Вы, случайно, ему квартплату не поднимали?
— Да он почти съехал от меня! Все вещи хотел вывезти. То ли купил новую квартиру, то ли вот-вот купит. Что-то говорил такое.
— Фирма банкротится, а он покупает квартиру? — с сомнением сказал сам себе Соколовский. — Любопытно!
— Я вообще про него ничего не знаю! — начал было Баранов, но Игорь его перебил, собирая фотографии в стопку.
— И не только вы…
Командир группы ОМОНА подошел к Пряникову и посмотрел на часы.
— Надо вызывать пожарных.
— Я вызвал, — ответил Пряников, — но если он загорится, то мы его потушим огнетушителями. Вон, с автостанции привезли два пятидесятилитровых. Лишь бы здание не загорелось.
— Я к этому и говорю, — омоновец показал рукой. — Мы выяснили, как проходят газовые трубы. Если рванет, то снесет половину здания. Надо рисковать.
— Подождите, есть еще шанс уговорить его. Мои сотрудники работают с близкими людьми Лентина.
— А если он психанет? А если у него устанет рука, и он уронит зажигалку. Знаете сколько этих «если» бывает!
— Знаю. Готовьте захват, но мы еще подождем, пока есть шанс обойтись без жертв, — сказал Пряников, а потом добавил тихо, почти себе под нос: — Давайте, ребятки, давайте…
Дочь Анатолия Леля была солидной молодой женщиной. Деловой костюм сидел на ней идеально, туфли делали ее почти одного роста с Соколовским. Леля отошла в сторону от входных дверей и остановилась.
— Извините, но лучше будет, если мы поговорим тут. У нас сейчас напряженная ситуация. Я не хочу отвлекать своих сотрудников.
— Ваш отец собирается себя сжечь, а вы переживаете о том, что ваши сотрудники отвлекутся? Не странно это?
— Я вообще подозреваю, что вы зря приехали ко мне. Последний раз с отцом я виделась пять лет назад.
— А вы не часто встречаетесь, — удивился Игорь. — Что так?
— С тех пор как он развелся с мамой, он вообще про меня забыл. И было это между моим последним звонком и выпускным балом.
— Так все плохо? И что, он ни разу не пытался наладить с вами отношения?
— Пытался, — холодно ответила женщина. — И снова лажал.
— Слушайте, — Соколовский протянул Леле телефон. — Позвоните ему. Поговорите, пока еще можно что-то изменить.
— Поверьте, — задумчиво ответила Леля, глядя вдоль улицы. — Если я ему позвоню, ничего не изменится. А может быть, станет хуже.
Женщина повернулась и собралась уйти, но Соколовский обошел ее и загородил дорогу.
— Ну, он же звонил вам, хоть иногда! Неужели ничего о себе не рассказывал?
— Нет, — усмехнулась Леля.
— А вы спрашивали? — продолжал настаивать Соколовский.
— Если хотите знать мое мнение, — неожиданно сказала Леля, — я не верю, что он это сделает.
— Это почему? — опешил Игорь.
— Потому что мой отец — самый жуткий лжец, которого я когда-либо встречала.
Симоненко ждал его в машине возле отделения полиции. Подъехав, Соколовский со злостью сдернул с головы шлем и наклонился, заглядывая на Симоненко в дверь.
— Дочь не знает, что могло его довести, — сказал он угрюмо через опущенное стекло.
— Сделка по квартире у него через неделю. По крайней мере, деньги ему нужны для этого.
— И поэтому он готов сдохнуть сегодня? Не лепится, господин капитан!
— Я получил распечатку истории его звонков, — Симоненко протянул Игорю список.
Соколовский жадно схватил его и стал пробегать глазами, переворачивая страницу и снова возвращаясь на первую.
— Смотри! — он показал пальцем на одну строку в списке. — Вот номер, говорил каждую неделю, по пять-шесть часов! Какая-то Елизавета Владимировна Воробей. Номер не местный…
— Я тоже обратил внимание, — начал было Симоненко, но Соколовский прервал его, достал свой телефон и стал набирать номер с листа бумаги.
Длинные гудки. Трубку никто не брал, но Игорь продолжал ждать. Симоненко не мешал и ждал с интересом результата. И тут неожиданно на том конце ответили.
— Алло? — сказал в трубку высокий женский голос.
— Елизавета Владимировна? — тут же торопливо стал спрашивать Соколовский.
— Нет, — ответил голос, и только теперь Игорь понял, что с ним разговаривает ребенок. Девочка лет 12–13, судя по голосу.
— А я могу с ней поговорить?
— Нет. Не можете, — ответила девочка и замолчала. А потом неожиданно добавила. — Она умерла.
Ошарашенный Соколовский посмотрел на Симоненко, собираясь с мыслями. Надо в любом случае продолжать разговор, но ведь он разговаривает с ребенком!
— Простите, — решился он наконец. — А вы кто?
— Я… ее дочка. Маша.
— Маша, подожди, пожалуйста, — почти взмолился Игорь, — Не вешай трубку. Скажи, пожалуйста, ты Анатолия Лентина знаешь?
— Вы про дядю Толю? — нисколько не удивилась девочка.
— Про него. Послушай, Машенька, я его знакомый. И у меня очень важный вопрос. Что его могло сильно расстроить?
— Ну… Наверное, что мама умерла, — сказала девочка, и в трубке стало слышно, что она шмыгает носом, наверное, начала плакать. — Скажите… А дядя Толя скоро приедет?
— Он должен приехать? Он обещал?
— Он обещал нас забрать, — сквозь всхлипывания отозвалась Маша.
