И мы резали. Я вспомнила занятия в детском саду. По производству снежинок. Вырезала красивенькие, из страничек паспортов. Потом уже эти снежинки кромсались в труху. К обеду вместо девяти паспортов у нас была большая горка бумажного конфетти. Разложили горстями по разным целлофановым пакетикам. Залили в каждый немного водички. Водочки добавили для надежности. И после наступления темноты мы, уже прилично так пьяные, ходили по округе и выкидывали пакеты в разные мусорные контейнеры.
Вот так, при полном нашем содействии, на шею канадских налогоплательщиков попали еще девять граждан Индии.
Ну и, разумеется, happy end. Прилетаем в Москву. Где-то дней через десять звонит мне Гена.
– Привет! Слушай, ну тут вообще дела. Помнишь нашу индуску? – Ха, еще б не помнить. – Так вот, не наврала она. Приезжаю с того рейса домой. А мать… Ты не представляешь… Мать окна моет! Она ж у меня и не вставала почти. Сил не было. Кое-как да туалета доползала. А тут, прикинь, стоит такая, на табуретке, стекла натирает! А на следующий день встала с утречка, в церковь помчалась, потом на рынок. Носится как заведенная. В больницу повез на госпитализацию. Так ей анализ крови сделали – и что ты думаешь? Вот с таким анализом в космос можно. СОЭ в норме, лейкоциты в норме! Врачи, конечно, в непонятках. Говорят, что мухлюем что-то. Не бывает так. Сейчас положили ее на Каширку на обследование. Если все подтвердится, снимут диагноз, снимут инвалидность. Мать говорит, что в ту ночь, когда мы с тобой паспорта резали, ей во сне ангел приходил. Потом живот горел сильно. Она уж помирать собралась, а утром как новенькая… Ну а у тебя как? Сбывается?
– Что сбывается?
– Ну ты индуску о чем просила?
– Я просила? – А ведь действительно. Что ж я дура такая! Надо было просить миллион, принца в мужья, яхту и слуг. Что ж я так лопухнулась, а?
– Ну чего молчишь? Говорить не хочешь?
– Я просила ее оставить меня в покое. – Гена на той стороне провода замер. Видимо, тоже молча согласился, что я дура.
– И что? – осторожно поинтересовался он. – Сбывается?
– Да вроде. Больше ко мне она во снах не приходит. Надеюсь, не придет и в жизни.
С Геной мы стали поддерживать отношения. Каждый месяц я звонила и спрашивала про состояние мамы. Там действительно произошло чудо. С пожилой женщины сняли диагноз, несколько светил сели писать диссертации. А она, счастливая, вкалывала на даче на грядках. Готовясь урожайностью войти в Книгу рекордов Гиннесса. Ларра Кумар не подвела.
Поэтому я совсем не удивилась, когда узнала, что наша народная поэтесса города Лобни – в декрете. И рожать в апреле. Как раз в годовщину эпопеи с порчей паспортов.
Прошло еще время, еще несколько лет. Конечно же, и я родила. Ближе к тридцати, как собиралась. И не мальчика, а красивую дочку. С русыми волосами и голубыми глазами. Не скрою, были у меня смутные сомнения. Проверяла ребенка. Подкладывала ей фотографии Тадж-Махала, танцевала индийские танцы, ставила фильмы с Митхуном Чакраборти. Но все обошлось. Смешарики нравились больше Болливуда, мои индийские пляски вызывали хохот, впрочем, не индийские вызывали такую же реакцию. А картинку с Тадж-Махалом просто измазали кашей. Спасибо, небо! У меня обычный, нормальный ребенок!!
И вот еду по Москве. Звонок от няни.
– Лена!! Счастье какое! Анечка сказала первое слово!!
– Ох ты ж… А меня дома нет. Что за слово? «Мама»? «Папа»?
Няня мнется. Виснет пауза.
– Нет. Не «мама». Аня сказала слово «сиси». Я ее ужином кормила. Пюрешкой из цветной капусты, а она отворачивается – и «сиси», «сиси»! Какие у меня сиси-то? В шестьдесят два года!
Через минут пять няня звонит снова:
– Аня отталкивает ложку и кричит: «Буйя, сиси»! «Буйя, сиси!» Ты скоро приедешь? А то уже и не знаю, что думать.
Зато я знала, что думать. Все же у меня был опыт полетов в Китай. Разворачиваюсь на месте и мчу домой.
Меня встречает измазанная в пюре рожица с сияющими глазами. И эта рожица тянет ко мне ручки и верещит: «Мама, мама!» И только я выдохнула с облегчением, как вдруг моя дочка выдает: «Мама, Нихао!!»
Может, наша индуска какой-нибудь портал реинкарнации открыла и забыла? Надо навестить Альбину с сыном. Попросить закрыть. А то переселяются тут всякие…
Оранжевый уровень опасности
Рассказ
Ну и напоследок расскажу про самый, скажем так, опасный полет в США. Рейс на Вашингтон в годовщину 11 сентября.
Оранжевый уровень опасности. Где-то за час до прилета наш самолет заставили снизиться. Всех пассажиров усадить, пристегнуть. Открыть шторки на иллюминаторах. Мы сначала не поняли, что за ерунда такая. Не поняли и пассажиры. И как так – терпеть? В туалет до посадки не ходить? Тут же народ зашумел, начал вспоминать Женевскую конвенцию и права человека на пописать. Ну и, как водится у нас, даже те, кто не хотел, повскакивали со своих мест и бодро потопали к туалетам. Кто-то из чувства протеста, кто-то про запас.
Пошумели недолго – до тех пор, пока не открыли все шторки у иллюминаторов и не увидели картину маслом: с обеих сторон наш несчастный «Боинг» сопровождали истребители. Американских ВВС. И так близко они летели, что видны были даже лица летчиков. Я помахала одному, самому симпатичному, но он что-то не отреагировал. Вернее, повел себя совсем неправильно: заерзал и начал что-то докладывать в микрофон. Зато моментально отреагировал наш командир. Буквально через минуту позвонил к нам на кухню и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, сообщил, чтобы не выпендривались. Пассажирам пристегнуться, и моментально. Кто не успел добежать до кресла, пусть плюхаются на пол и ползком, ползком… Чтобы через иллюминаторы не было видно движения. Ибо истребители летят не просто так. А с большим подозрением, что наш самолет захвачен террористами. 11 сентября – оранжевый уровень опасности. Американцы ожидают любых подвохов. И сопровождают все самолеты при подлете к территории США. Наш им показался самым подозрительным. Уж больно странно пассажиры передвигаются по салону, еще и кто-то из бортпроводников махал, видимо, сигналя, что у нас проблемы. И если хаотичное движение в кабине не прекратится вот прямо сейчас, нас собьют. Имеют на это право. А с той дурой в форме бортпроводника, что махала руками в иллюминатор, он отдельно разберется. В Вашингтоне. Если долетим, конечно.
Мы в веселых тонах озвучили информацию пассажирам по громкой связи. Повисла пауза. Пассажиры у туалетов писать перехотели. Сразу стали лапушками. Неуклюже начали приседать и в позах зю, на корточках, пробираться к себе на места.
Обстановка накалялась. Летчики ВВС повернули головы в нашу сторону и наблюдали за салоном. Мы наблюдали за ними, и от их неподвижных поз становилось все больше не по себе. Как-то сразу все поняли, что есть еще и третий истребитель. Который у нас в хвосте, и пилот держит палец на гашетке. Лететь оставалось еще минут пятьдесят. Сорок восемь, сорок пять. Пассажиры затаили дыхание и старались не шевелиться в надежде, что от нас отстанут эти серые страшные фантомы.
