Решение это повергло меня в глубокое смущение, и многих опечалило! О, если еще не поздно, дал бы Господь Царю мысль не утвердить этого решения! Это произведет страшное усиление дурных чувств против Государя, и больше ни к чему не приведет… Это дурное решение, а главное – полумера, а с другой стороны, покажет, что студентов боятся…
Из расспросов Грессера я понял, в чем будет заключаться это закрытие университета. Всех неблагонадежных вышлют на это время из Петербурга… Затем профессоров ожесточат…
Что же выйдет? Увы, как показывает беспощадно опыт, все высылаемые из Петербурга это будут в два, три месяца анархисты; профессора же, ожесточенные отнятыми у них полканикулами, станут еще злее и скрытнее врагами правительства в стенах университета
[792], и не сегодня, так завтра опять будут беспорядки…
А дальше что?
Сердце чует и разум подсказывает много горя впереди. На фальшивой дороге стоят те, которые теперь этот университетский вопрос решают… Они замазывают щели и трещины, но не исправляют их, а спадет замазка, трещины могут так усилиться, что зданию станут угрожать. Мне кажется, что надо, наоборот, дать университету продолжать занятия, пусть студенты учатся, а 3 месяца бездействия тысячи студентов в Петербурге – это скверная вещь.
Затем, когда экзамены весною окончатся, следовало бы немедленно после начала каникул прогнать всех ненадежных профессоров и к осени заместить их доцентами.
Затем следовало бы летом уволить инспектора в Моск[овском] университете
[793], дав ему другое назначение, а в Петербурге назначить нового ректора. Нет ничего хуже и опаснее, как оставлять ненавидимого начальника
[794] между молодежью: это портит нрав молодых людей, раздражает умы и дает скверное направление молодежи. Теперь было бы ошибкою сменять кого-нибудь как бы в угоду молодежи бушующей; но еще большею было бы ошибкою оставлять этих лиц долго; они могут воспитать анархистов искусственно. Делянов благодаря злым гениям, окружающим его, [А. И.] Георгиевскому, [Н. А.] Любимову, [Е. М.] Феоктистову и [Н. М.] Аничкову, ведет дело к страшной и кровавой развязке, это чуют все, решительно все. Он не виноват, будь он окружен честными людьми с сердцем, он бы повел дело иначе; но теперь он слепой исполнитель роковых замыслов.
Нет сил молчать: везде слышишь зловещую тишину перед бурею; везде слышишь слова опасения и страха и осуждения правительства.
О, дай Господь – Царю узреть правду и постановить бесстрашно решение наперекор желающим блага, но творящим опасное и злое. Нельзя шутить с этою молодежью, ибо с 1861 года по 1-е марта 1881 года все политические враги государства исходили из этой молодежи, и исходили потому, что принимались эти самые полумеры, и ее, этой молодежи, боялись.
Отчего не дать теперь учиться, а затем летом приступить к обсуждению всех вопросов, до университета относящихся, когда не будет в университетах студентов и не будет опасений волновать умы. И людей тогда подыскать можно.
Осмеливаюсь еще мысль Вам подать.
Верьте мне, Государь, исследование университетских дел лицом – не принадлежащим к Мин[истерст]ву нар[одного] просвещ[ения] и облеченным Вашим личным доверием и посланным от Вас, имело бы громадное нравственное значение.
Верьте мне, Государь, это нужно, страшно нужно. Это было бы лучом, который с высоты престола блеснул бы во мраке, лучом света и тепла!
На коленях умоляю Вас, сделайте это… Вы не одобряете то мнение, которое я смел высказать о [В. Г.] К[оробь]ине.
Но есть другие лица.
Например из военных: [Ф. Ф.] Трепов, это умный и проницательный человек. Это была бы посылка генерал-адъютанта… Например, бар[он] Бор[ис] Павл[ович] Мансуров, из членов Госуд[арственного] совета. Это честный, благородный и умный человек… Грешный человек, я бы на нем остановился в вопросе: кому быть преемником Делянова, когда он уйдет.
Затем есть сенаторы: есть, например, честнейший из сенаторов [В. А.] Цеэ, есть сенатор бывший пензенский губернатор [А. А.] Татищев. Во всяком случае я верю, что правду говорю – дерзаю Вам советовать отправку доверенного от Вас лица. Это было бы бесконечно великим событием в хорошем смысле.
О бар[оне В. П.] Рокассовском
Следуя обычаю все Вам рассказывать, что держится под спудом, считаю долгом передать рассказ о бедах бедного Рокассовского, приключившихся с ним, увы, только потому, что он честен и честно исполнил свой долг.
Эпизод этот характерен и, увы, неутешителен, как доказывающий, насколько трудно быть честным человеком.
– Что вы наделали, вы себе испортили всю карьеру, только что удалось было так устроить, что гр. [Д. А.] Толстой согласен был дать вам губернаторское место, а теперь и думать нечего, вы сломали себе шею, гр. Толстой на вас негодует…
Таковы были слова, которыми встретили здесь прибывшего из Екатеринославля Рокассовского, где он был вице-губернатором.
– Что, что я сделал, что с вами? – отвечает Рокассовский. – Я ничего не сделал.
– Как ничего, на вас губернатор
[796] черт знает что написал графу Толстому.
– Губернатор мог написать, что ему угодно, – отвечает Рокассовский, – но из этого не следует, чтобы я был в чем-нибудь виноват.
Что же случилось?
Случилось вот что. Есть в Ростове-на-Дону знаменитый делец, мошенник en grand
[797]; потому, что он мошенник en grand, пожалованный в финансовые и административные гении: зовут его [А. М.] Байков. Он ростовский гор[одской] голова. Все честные люди от него подальше; все плуты составляют громадную байковскую партию и подкупами, угрозами, уговорами, всеми, словом, правдами и неправдами поддерживают и проводят в головы Байкова. Его девиз: давать красть другим, чтобы самому красть было безопаснее; его принцип колоссальная наглость. На его долю выпало, между прочим, устройство минеральных вод на Кавказе
[798]. Этим он воспользовался двояко: 1) он нажил деньги, 2) он нажил себе покровителей. Как туз какой-нибудь едет на Кавк[азские] воды, Байков его принимает и из себя лезет, чтобы благоугождать. Этим он достигает того, что когда, например, при каком-нибудь тузе, бывавшем на Кавказск[их] водах, шельмуют Байкова, туз говорит: «Ну нет, он не то что мошенник, он ловкий и умный афферист». Итак, воры и мошенники сила Байкова снизу, а тузы петербургские его протекторы сверху – и в этом его баснословный успех
[799].
