– Ох и зададим мы им трепку на площадке!
* * *
После завтрака состоялось открытие весеннего сезона софтбола. Игроки со всех сторон съезжались на велосипедах в парк Сантьяго с битами поверх рулей. И началось коллективное, освященное годами действо. Поскольку сам софтбол – ритуал, то и подготовка к нему была ритуалом. Ноги игроки прикрыли жесткими щитками, на руки натянули перчатки. Спортсмены выходили на зеленое травяное поле группками по двое-трое и начинали разыгрываться. Большие мячи мелькали тут и там, рисуя в воздухе туманное белое кружево.
Соперники уже двинулись к штрафной линии, когда к площадке подъехала Рамона Санчес и слезла с велосипеда. Длинные ноги, широкие плечи, яркая испанская внешность, черные волосы… Команда «Лобос» радостно приветствовала ее. Рамона, улыбнувшись, сказала:
– Привет, ребята! – в почти привычной для нее манере. Но что-то в ней изменилось – это заметили все.
Рамона из тех людей, которые всегда широко улыбаются и приветливо разговаривают. Дорис находила это раздражающим.
– Рамона – биологический оптимист, – проворчала как-то она. – Оптимизм сильнее ее, он просто у нее в крови. Оптимистическая химия организма.
– Секундочку! – возразил Хэнк. – Ты ведь из тех, кто всегда говорит о ценностях, – а не должен ли оптимизм быть результатом волевого акта? Я по поводу этого твоего «химизма крови».
Дорис ответила, что оптимизм действительно результат напряжения воли, но приятная внешность, умственные способности и хорошие физические данные – качества биологические, и они, без всякого сомнения, очень помогают тем, кому достались, эту самую волю не особо напрягать.
Во всяком случае, вид у Рамоны сейчас был весьма странным – вид несчастного оптимиста. Даже Кевин, начав играть с Рамоной в мяч с полным намерением вести себя как всегда и избавить ее таким образом от дурацкого сочувствия, приуныл, заметив, насколько подавленной она выглядит. Он понял: глупо делать вид – мол, все прекрасно, – когда Рамона не обращает на это притворство ни малейшего внимания. И Кевин просто продолжал разминку, бросая ей мяч и ловя его.
Судя по силе бросков, она уже достаточно разогрелась. Рамона Санчес имела хорошую руку и пушечный удар. Однажды Кевину довелось увидеть, как ее мяч начисто выбил спицу из колеса стоящего велосипеда, а колесо даже шелохнуться не успело. Своими ударами она регулярно рвала кожаные завязки на перчатках игроков первой базы, а пару раз даже ломала им пальцы. Кевину пришлось быть предельно внимательным, чтобы избежать подобной участи, так как мяч преодолевал пространство между ними почти мгновенно.
Действительно, настоящая пушка. Да еще и не в духе. Они продолжали перебрасываться в тишине, прерываемой только чмоканьем мяча о перчатку. Кевин чувствовал в этом своеобразное выражение солидарности. Или он только надеялся на это, так как говорить-то было нечего.
Объявили начало игры. Кевин подошел и встал рядом с Рамоной, натягивавшей свои щитки. Она делала это с такой яростью и силой, что было неестественным притворяться, что ничего не замечаешь, и Кевин пробормотал нерешительно:
– Я слышал о тебе и Альфредо.
– Угу, – буркнула она, нисколько не удивившись.
– Сочувствую.
Внезапно уголки ее рта поползли вниз, она скорчила страдальческую гримасу. «Вот какой несчастной я буду, если дам волю чувствам», – показывала Рамона своим видом. Затем к ней снова вернулся стоический облик, она пожала плечами, встала и прогнулась, разминая ноги. Ее бедра напряглись, под гладкой загорелой кожей четко проступили мускулы.
Рамона и Кевин вернулись к скамейке, где сидели, помахивая битами, их товарищи по команде. Капитаны сдали секретарю судейской коллегии карточки игроков, и действо начало разворачиваться по привычному сценарию: команды заняли площадку – игроки первой базы давали накаты полевым игрокам, подающие делали прикидочные удары, те, кто стоял за площадкой, отбивали летящие «в аут» мячи – в общем, все, не связанное с ритуалом, отошло на задний план. Кевин, первый отбивающий в этом сезоне, выбежал на площадку, готовый к бою. Игроки выкрикивали и ему, и подающему что-то подбадривающее, даже соперники орали: «Бей!»
Подающий размахнулся, первый мяч сезона взмыл в воздух, и сразу же крики «Лупи!», «Начинай!», «Давай!» стали затихать и растворились в пространстве. Белый блестящий новенький мяч превратился на время в центр Вселенной, ее фокус. Кевин поднял биту, игра началась.
* * *
Игра для Кевина складывалась нелегко. «Лобос» вел в счете, но совсем чуть-чуть. Кевин сделал «четыре – четыре»; вот уж действительно повод для радости…
В поле Кевин занял место у третьей базы, чтобы наблюдать за каждым ударом. «Третья база – лезвие бритвы, на третьей базе ты – как мангуста среди змей»; эти слова звучали в его голове с самого детства. Сейчас они казались насмешкой. Временами появлялась возможность ударить, но в основном надо было держать позицию и наблюдать. Одни и те же фразы повторялись снова и снова: «Аут! Мяч налево! Подача!» Игра – словно какой-то религиозный обряд. Или наоборот?..
Кевин ослабил внимание, поддавшись усыпляющему ритму заурядной, серой игры, но внезапно события стали стремительно разворачиваться. «Апельсины» выиграли подряд четыре подачи. После двух аутов вышел подавать Сантос Перес. У Сантоса мощный удар, это известно, и, когда Донна приготовилась отбивать, Кевин, предельно собравшись, занял привычную позицию у своего насиженного гнезда. Сантос послал мяч низко над землей слева от Кевина, тот прыгнул «рыбкой», но мяч просвистел в дюйме от его растопыренной руки в перчатке. Кевин с проклятиями рухнул на площадку, распахав землю брюхом и локтями, перевернулся и успел заметить, как Рамона на бегу делает резкий рывок в сторону летящего мяча.
«Прием снаряда сзади в прыжке» – вещь совершенно чудовищная, но Рамона, едва не потеряв равновесие, ухитрилась-таки схватить мяч и теперь что было сил убегала подальше от первой базы. Остановиться и подготовиться к броску она не успевала. Пружиной взмыв в воздух и развернувшись в полете, чтобы как следует замахнуться, она резко послала мяч через площадку. Джоди аккуратно поймал его у самой первой базы, прямо перед носом бегущего Сантоса. Третий аут. Игра окончена!
– А-а-а!!! – заорал Кевин, встав на колени и потрясая воздетыми к небу руками. – Игра!
Публика шумела в восторге. Кевин оглянулся на Рамону. После броска она свалилась на землю, а теперь сидела на траве у самого края площадки, рослая, красивая, скосолапив неуклюже расставленные ноги, и улыбалась. Черные волосы свесились ей на глаза. И Кевин вдруг понял, что любит ее.
* * *
Конечно, чувство Кевина имело свою историю. Простой, открытый парень, помешанный на софтболе, Кевин все же не принадлежал к числу тех, кто способен влюбиться с первого взгляда только из-за хорошей игры. Нет, все было несколько сложнее. Его любовь росла многие годы.
Кевин познакомился с Рамоной, когда только приехал в Эль-Модену, еще третьеклассником. Они несколько лет учились в одном классе, и знаменитый диспут о пере и мече проходил на ее глазах. Рамона всегда нравилась Кевину. Как-то в шестом классе Рамона сообщила, что она римская католичка, а он в ответ сказал, что бывают еще и греко-католики. Рамона наотрез отказывалась верить. Пришлось залезть в энциклопедию. Поначалу найти статью о греческих католиках не удалось, и Кевин был очень удивлен. Ведь дедушка Том рассказывал ему о такой церкви. Но, одержав в споре победу, Рамона вдруг испытала к Кевину сочувствие и, еще раз пролистав оглавление, нашла статью о греческой православной церкви. Они уселись перед экраном и прочитали статью, а затем стали смотреть другие и разговаривать о Греции и о местах, где они сами бывали. Рамона ездила в Мексику, а Кевин путешествовал не где-нибудь, а по Долине Смерти! А еще они придумали – вот бы купить греческий остров и жить на нем… В общем, болтали всяческую чепуху, как бывает у детей в самом начале дружеских отношений.
