Со временем я пришел к осознанию того, что я не исключение. Многие люди думают в точности так же, как я. Даже среди моих коллег-врачей, которые, как предполагается, осведомлены лучше других и традиционно заявляют о важности физической активности для поддержания здоровья, распространено убеждение, что спорт — это необходимое зло (ударение на слове «зло»). Такое же отношение я обнаружил у многих людей, с которыми заговаривал на эту тему. Для меня это стало откровением. Выяснилось, что людей, подобных мне, очень много.
Я был не одинок, такие же проблемы оказались и у других, кому я мог признаться и рассчитывать на поддержку, а не ожидать насмешек. На самом деле мы, люди, очень мало знаем друг о друге, потому что у нас не принято откровенничать. Поэтому я решил принять себя таким, какой я есть, и перестать извиняться за свою физическую лень и неприязнь к спорту. Такой уж я есть и вряд ли когда-нибудь смогу измениться.
У меня было два варианта дальнейших действий. Первый — создать организацию для поддержки тех, кто не любит спорт. Я мог бы получить согласно Налоговому кодексу США статус 501 (с) (3)
[5], который охватывает различные благотворительные организации, включая религиозные, образовательные, любительские спортивные, научные, литературные, организации по обеспечению общественной безопасности, а также по борьбе с жестоким обращением с детьми и животными. Думаю, моя организация подпадала бы сразу под несколько этих категорий, таких как образовательная (это понятно), любительская спортивная (ну или как анти- спортивная), как организация по обеспечению общественной безопасности (избежание травм!) и по борьбе с жестоким обращением с людьми (или людей с самими собой!).
И второй вариант — написать книгу.
Это подводит ко второй причине, подтолкнувшей меня к писательству: я хотел объяснить, почему ныне существует культ спорта, несмотря на то что занятия им чреваты потенциальными опасностями, как несомненными, так и не вполне очевидными: возьмите хотя бы неблагоприятное влияние на сердце экстремальных физических нагрузок, обнаруженное в упомянутых исследованиях Гауша и шведских ученых (обследование участников Васалоппета). Как хирург, перед проведением любой операции я этически и юридически обязан получить от пациента информированное согласие на это вмешательство. Каждый день я рекомендую операции своим пациентам; в конце концов, именно этим я зарабатываю себе на жизнь. Я определяю, могу ли я решить проблему пациента хирургическим путем, и подробно рассказываю, почему я так думаю, детально описывая саму проблему и суть операции. Я использую схемы и иллюстрации, которые либо беру из медицинской литературы, либо рисую сам, чтобы сделать наглядной конкретную проблему. При помощи рентгеновских снимков, томограмм и сканов органов пациента я показываю ему, что с ним случилось, и помогаю понять, что именно я рекомендую. Я говорю, какова вероятность успешного хирургического вмешательства, и объясняю, почему иногда операция не приносит результатов.
Полностью информированное согласие требует, чтобы пациент знал от меня в мельчайших деталях, что может пойти не так. Если пациент не в состоянии понять, что я ему говорю, я должен объяснить это опекуну. Если пациент не говорит по-английски, я юридически обязан предоставить ему информацию через сертифицированного медицинского переводчика, хорошо владеющего обоими языками. Если пациент страдает глухотой, нужно пригласить сурдопереводчика. Кроме того, я должен рассказать обо всех общих рисках, присущих хирургическим вмешательствам, таких как инфекции, проблемы с заживлением ран, кровотечения, а также об индивидуальных рисках, таких как осложнения после анестезии и реакция на медикаменты и переливание крови. В моей области — хирургия головного и спинного мозга — возможные осложнения могут быть особенно тяжелыми. Операции на головном мозге иногда приводят к параличу, слепоте, нарушению способности говорить, глотать или слышать. Операции на позвоночнике могут оставить пациента навсегда прикованным к инвалидной коляске и зависящим от других людей. Хотя такие осложнения редки — элективная нейрохирургия всех видов имеет очень низкий процент осложнений, — пациенты всегда задумываются, прежде чем подписать форму информированного согласия. Я лично распечатываю форму со всей перечисленной информацией и вручаю этот документ пациентам. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из моих пациентов считал, что я не объяснил ему всего, что он должен был знать, чтобы принять осведомленное решение о ходе лечения и особенно о хирургическом вмешательстве. В форме также указано, что я предоставил пациенту возможность задать любые вопросы и ответил на них удовлетворительным образом.
За все годы, что я покупал всевозможное спортивное снаряжение, силовые тренажеры, абсурдно дорогие шоссейные велосипеды, беговые дорожки, кроссовки и тому подобное, ни один продавец ни в одном магазине не рассказал мне о возможном вреде того вида физической активности, для которого требовалась приобретаемая мной вещь. К сожалению, в индустрии физической культуры и розничной торговле спортивными товарами не существует доктрины «информированного согласия».
А она необходима. Несмотря на то что принцип «пусть покупатель будет бдителен» — испытанная временем коммерческая максима, она неприменима к сигаретам, лекарственным препаратам, детским бассейнам, лестницам, пластиковым пакетам, автомобильным подушкам безопасности, алкоголю, электроудлинителям, детским игрушкам и массе других товаров и услуг. Разумеется, она не распространяется на медицинские услуги и в особенности на хирургическое лечение. Не должна она применяться и в такой области, как физическая культура и спорт.
Посмотрите когда-нибудь на свою переносную лестницу. Держу пари, что почти вся она заклеена разными предупреждающими этикетками. Если вы прочитаете все эти предостережения, вы никогда не подниметесь даже на первую ступеньку. К сожалению, до недавнего времени я не обращал на них внимания. Пока не произошло несчастье. В один из выходных дней в октябре 2012 года, перед тем как на северо-восточное побережье США обрушился ураган «Сэнди», я решил почистить водосточные желоба на крыше своего дома. Официально «Сэнди» классифицируется как тропический циклон со скоростью ветра, достигающей 185 км/ч. Слово «ураган» звучит страшнее, чем «циклон», хотя с метеорологической точки зрения это одно и то же природное явление. Я прислонил лестницу к краю крыши и принялся выгребать из желоба прелые листья, лежавшие там с прошлой осени. Внезапно лестница начала скользить, сначала медленно, потом все быстрее. Это была длинная лестница, и она возвышалась над крышей еще на добрых полтора метра. Поскольку она скользила ровно, не отклоняясь в сторону, я решил проехаться на ней и спрыгнуть на землю, прежде чем ее край соскользнет с крыши и она упадет. Хотя я контролировал свои движения и прыгнул с высоты не больше метра, я неудачно приземлился на ногу и сломал правую лодыжку.
Боль была такой сильной, словно меня полоснули по ноге ножом, и я рухнул на асфальтовую дорожку как подкошенный. Чтобы не удариться головой о твердую поверхность (это первое, о чем думает нейрохирург в подобных ситуациях), я прижал подбородок к груди и приподнял затылок. Радуясь тому, что мне удалось избежать сотрясения мозга, я вскочил на ноги, но тут же снова упал на землю из-за боли в ноге.
