Пожилая дама: Элиоты были старинными приятелями нашей семьи. Кажется, они торговали пиломатериалами.
Автор: У меня дядя женился на дочери владельца лесопилки.
Пожилая дама: Забавно.
В то время как найдутся, пожалуй, законные основания разбираться с гражданами-самоназначенцами в «Естественной истории мертвых», пусть даже к моменту публикации сего труда их гуманистическое поприще станет значить ровным счетом ничего, это будет несправедливо по отношению к другим мертвецам — умершим в пору своей юности не по личному выбору, не являвшихся владельцами журналов, и вообще многие из них в жизни не прочитали ни одного литературного обзора, — которых автор видел в жаркую погоду с полупинтой червей, вовсю трудившихся там, где раньше были рты. Погода для мертвецов не всегда была жаркой, порядочное время приходилось на дождь, который обмывал их и размягчал землю, а порой дождь упорствовал до тех пор, пока земля не превращалась в грязь, мертвецов из нее вымывало и приходилось закапывать их заново. Или, скажем, зимой в горах ты был вынужден класть мертвецов в снег, так что когда весной снег сходил, кому-то еще выпадало их хоронить. В горах имелись для этого красивейшие места, горная война вообще самая красивая из всех, и вот в одном из этих мест — называлось оно Поколь — похоронили генерала, кому Снайпер прострелил голову навылет. Так что врут те писатели, чьи книжки называются «Генералы убирают в постелях», потому что этот генерал умер в снежном окопе, высоко в горах, в тирольской шляпе с перышком сбоку, дырочкой во лбу (в которую и мизинец не пролезет) и во-от такой дырищей на затылке (куда можно было засунуть кулак, если, конечно, он у тебя маленький и ты бы хотел туда его засовывать), на сильно заляпанном кровью снегу. Чертовски славный был генерал, как, впрочем, и генерал фон Бер, который в битве при Копоретто командовал баварским Альпийским корпусом и, въезжая в Удину впереди солдат, был убит в своем штабном автомобиле огнем итальянского арьергарда. Так что называть такие книжки надо бы «Обычно генералы умирают в постелях», если мы желаем добиться хоть какой-то достоверности в изображении подобных вещей.
Пожилая дама: Когда же начнется сам рассказ?
Автор: А прямо сейчас и начнется, сударыня. Скоро все узнаете.
В горах снег засыпал мертвых возле перевязочного пункта, устроенного на обратном склоне, чтобы не накрыло артиллерией. Трупы сносили в землянку, которую успели выкопать до промерзания грунта. В этой землянке день, ночь и еще один день пролежал парень, чья голова — с куском рваной стали в искромсанных мозгах — была расколота подобно цветочному горшку и не рассыпалась лишь благодаря мозговым оболочкам да искусно наложенной повязке, уже заскорузлой. Санитары, таскавшие носилки, позвали военврача проверить состояние бедолаги. Они видели этого парня при всяком своем возвращении или хотя бы слышали, как тот дышит.
Глаза у военврача были красными, веки от слезоточивого газа опухли так, что остались только щелочки. Раненого он проверил дважды: днем и еще раз с фонариком. Тоже неплохая тема для гравюр Гойи; в смысле, медосмотр с фонариком в землянке для трупов. Врач взглянул разок, взглянул другой и поверил словам санитаров, дескать, парень-то до сих пор жив.
— И чего вы от меня хотите? — спросил он.
Санитары от военврача ничего не хотели. Впрочем, поразмыслив немного, они спросили разрешения вынести его наружу и положить к тяжелораненым.
— Нет-нет-нет! — бросил врач. Он был очень занят. — Да в чем дело-то? Вы что, его боитесь?
— Так ведь лежит, хрипит среди трупов. Не по-людски как-то.
— А вы не слушайте. И вообще, сейчас вы его унесете, а потом опять потащите обратно.
— Ничего, господи капитан медицинской службы. Мы потерпим.
— А почему бы не вколоть ему побольше морфину? — спросил офицер-артиллерист, поджидавший свою очередь на перевязку руки.
— Как будто мне морфин девать некуда!.. У вас вон пистолет есть, так пойдите да застрелите его сами.
— Его разок уже застрелили, — заметил артиллерист. — Вот из вас бы, докторишек, кое-кого пострелять, навели б тогда порядок в вашем хозяйстве.
— Ну, спасибо, — сказал военврач, беря в руку хирургические щипцы. — Премного благодарен. А вот это у вас что? — Он щипцами едва не ткнул артиллеристу в глаз. — Что с глазами?
— Слезогонка. У нас говорят, дикое везенье.
— Вот именно. Потому что вы тогда с позиций бежите, — сказал военврач. — К нам, сюда со своей слезогонкой, лишь бы вывезли с переднего края… Глаза себе луком натерли, я считаю.
— Плевал я на ваши оскорбления. Несете черт-те что. Полоумный.
Появились санитары.
— Господин капитан медицинской службы… — начал один из них.
— Пошли вон отсюда! — рявкнул военврач.
И они ушли.
— Ладно, — сказал артиллерист. — Пристрелю бедолагу. Чтоб не мучился. Я человек гуманный.
— Вот и пристрели, — кивнул военврач. — Давай-давай. Бери на себя всю ответственность. А я подам рапорт. Мол, лейтенант-артиллерист застрелил раненого на пункте срочной медпомощи. Иди. Иди и застрели его.
— Нет в тебе ничего человеческого.
— Моя работа — лечить раненых, а не добивать их. Этим пусть джентльмены от артиллерии занимаются.
— Что ж вы его тогда не лечите?
— А я уже полечил. Сделал все, что можно.
— А почему не отправили вниз по канатной дороге?
— Да кто ты такой меня расспрашивать? Ты что мне, начальство? Командир моего перевязочного пункта? Уважишь ответом?
Лейтенант-артиллерист отмолчался. Кроме них с врачом, других офицеров на медпункте не было, сплошь рядовые да унтера.
— Что? — сказал военврач, вскинув зажатую в щипцах иглу. — Язык проглотил?
— Да иди ты *****! — сказал артиллерист.
— Вот, — кивнул врач. — Все слышали? Ладно. Хорошо. Об этом тоже доложу.
Лейтенант поднялся и пошел на врача.
— Ах ты сука, — сказал он. — И мать твоя сука. И сестра. И сам ты г…
Врач плеснул ему в лицо из блюдца, полного йода. На миг ослепнув, лейтенант зашарил рукой в поисках пистолета. Врач ловко нырнул ему за спину, сбил с ног и, когда тот упал, несколько раз наподдал ногой, после чего поднял выроненный пистолет, не снимая резиновых перчаток. Сидя на полу, лейтенант тер глаза неизреченной рукой.
— Убью гада, — пообещал он. — Вот прозрею и убью.
— Хозяин здесь я, — сказал военврач. — И раз ты теперь это знаешь, я тебя прощаю. А убить ты меня не можешь, потому что твой пистолет у меня. Эй, сержант! Дежурного ко мне!
— Он сейчас у канатной дороги, — сообщил сержант.
— Протрите лейтенанту глаза спиртоводным раствором, а то у него там йод. Да, и принесите мне тазик обмыть руки. Когда закончите, лейтенанта ко мне, я им займусь.
